Издательство
Новая книга
… Въ 1927 г. на второй день Пасхи получаю телеграмму: «Привезите всё, что есть, побольше красныхъ» (искусственных цветов, которые Н.В. Уросова изготовляла для пропитания семьи). Ну, думаю, чьи-нибудь совѣтскiе похороны. Красныхъ у меня не было готовыхъ, но взяла что было и поѣхала. Похороны оказались не одни, а сорока человѣкъ. Случилось событiе, указавшiе вѣрующимъ на явное проявленiе Божьяго Суда, но озлобившее коммунистовъ. Подъ Ростовомъ есть колоссальный заводъ сельскохозяйственныхъ машинъ. Рабочiе въ числѣ 40-ка человѣкъ отказались въ день Воскресенiя Христова ѣхать на работу, говоря, что Богъ ихъ накажетъ за это. Несмотря на угрозы, они отказались.
Тогда 40 коммунистовъ заявили: «Вотъ мы вамъ докажемъ, какъ Богъ караетъ и поѣдемъ вмѣсто васъ»;. Что они сдѣлали съ отказавшимися, нетрудно себѣ представить, на слѣдующей Пасхѣ они, навѣрное, были въ Сибири, но извѣстно ни мнѣ, ни моимъ знакомымъ о нихъ не было, съ ними же самими случилось слѣдующее. Сорокъ человѣкъ сѣли на открытую грузовую машину. Шофера, тоже не хотѣвшаго подчиниться, все же заставили ѣхать. Нужно было еще въ чертѣ города проѣзжать черезъ рельсы. Шлагбаумъ сторожъ не успѣлъ закрыть, и налетѣвшимъ паровозомъ всѣ до одного, кромѣ шофера, котораго чудомъ выбросило изъ грузовика, были убиты. Я видѣла на другой день процессiю въ сорокъ красныхъ гробовъ, состоящую изъ открытыхъ платформъ грузовыхъ, разукрашенныхъ елками, цвѣтами и красными флагами, конечно, при игрѣ большого военнаго оркестра. На слѣдующiй годъ уже никто не посмѣлъ отказаться, а затѣмъ и не находилось такихъ, которые считали бы это грѣхомъ, а если и были единицы, что, конечно, возможно, то и виду не могли показывать, чтобъ не попасть въ ГПУ.
Былъ еще случай въ Ейскѣ, гдѣ Господь наказалъ коммуниста въ моментъ хулы. Прiѣхалъ извѣстный, вѣроятно, и заграницей профессоръ, протоiерей Введенскiй (какъ утверждаютъ, крещенный еврей). Былъ разрѣшенъ диспутъ о существованiи вообще Бога или нѣтъ. Конечно, ни я, и никто изъ моихъ близкихъ не присутствовали, и могу передать только то, о чемъ говорили вездѣ и всѣ. Введенскiй не признавалъ Спасителя Сыномъ Божiимъ. Присутствующее духовенство прерѣкалось съ нимъ. Комиссаръ города всталъ и сказалъ, указавъ на часы, бывшiе на его рукѣ: «Вотъ сейчасъ безъ десяти минутъ шесть, посмотримъ, накажетъ ли меня Богъ, если Онъ есть, за мои слова». И позволилъ себѣ ужасную хулу на Бога, къ счастью, не знаю въ какихъ словахъ, и захохоталъ. Въ моментъ его смѣха — звонокъ по телефону, стоявшему на столѣ передъ нимъ. Беретъ трубку, блѣднѣетъ и бросается бѣгомъ изъ собранiя. Ровно безъ десяти минутъ шесть его единственный сынъ, десяти лѣтъ, нечаянно застрѣлился, играя съ револьверомъ, забытымъ имъ на столѣ кабинета.
Позднѣе пришлось слышать, что и это явное наказанiе Божiе коммуннистъ-хулитель объявилъ случайностью и не вразумился, оставшись невѣрующимъ (и бѣсы вѣруютъ, но трепещутъ), и врагомъ Божiимъ.
Как я писала, Петя (сынъ Н.В. Урусовой) служилъ помощникомъ машиниста на узловомъ разъѣздѣ. Это не селенiе, а только депо для смѣны паровозовъ и бригадъ дальняго слѣдованiя. Прислали туда какъ практиканта молодого комсомольца съ тѣмъ, чтобъ онъ сдалъ экзаменъ на помощника машиниста. Всѣ три мѣсяца онъ не отходилъ отъ Пети, проявляя самые дружескiе отношенiя. Петя былъ съ нимъ друженъ, но въ откровенности никогда не вступалъ. Человѣкъ этотъ былъ лѣнивъ и абсолютно ничего не зналъ, и не сдалъ бы экзамена безъ Петиной помощи. Онъ его всецѣло подготовилъ, и тотъ сдалъ экзаменъ. Когда уѣзжалъ, то сказалъ наединѣ: «Ты хорошiй товарищъ, добрый и помогъ мнѣ, безъ тебя я не сдалъ бы экзамена, а потому и я помогу тебѣ совѣтомъ и открою тайну. Я былъ на три мѣсяца приставленъ къ тебѣ отъ ГПУ. Всегда можешь этого ожидать, а потому слѣди за собой и будь остороженъ».
Вотъ какая подлая слѣжка и трудная жизнь была: нигдѣ и ни минуты человѣкъ не былъ свободенъ и гарантированъ отъ измѣны и шпiонажа! Это и породило такое грѣшное недовѣрiе почти ко всѣмъ новымъ встрѣчающимся людямъ. Даже самые высокiе идеалисты, проживъ много лѣтъ въ совѣтской Россiи, не могли побороть въ себѣ подозрѣнiя и недовѣрiя.
Лѣтомъ 1926 г. поѣхала я съ двумя младшими въ Москву. Билетъ безплатный, и мнѣ хотѣлось навѣстить родныхъ и побывать на могилѣ безгранично любимаго мною отца. Безплатный билетъ одинъ разъ въ году былъ единственной привилегiей службы на желѣзной дорогѣ. Не комсомолецъ или не коммунистъ былъ всегда какъ нелюбимый пасынокъ у злой мачехи. Вся молодежь могла учиться во всѣхъ высшихъ школахъ, какъ научныхъ, такъ техническихъ, такъ и профессiональныхъ, но они нѣтъ. Всѣ имѣли право на безплатный курортъ, но они нѣтъ, всѣ пользовались полнымъ питанiемъ, но они нѣтъ, всѣ имѣли туристическiе билеты куда угодно во время отпуска, но они нѣтъ и т.д.
Такъ вотъ, мы поѣхали, въ то время я еще не дѣлала цвѣтовъ и денегъ у меня совсѣмъ не было. Когда мы прiѣхали на Скорбященское кладбище, то недалеко отъ могилы моего отца священникъ служилъ кому-то панихиду, а я говорю: «Вотъ дѣти, какъ печально, у насъ нѣтъ возможности заплатить священнику, чтобъ и у дѣдушки отслужить панихиду». Идемъ и видимъ, что на его могилѣ блеститъ что-то ярко, какъ бы стеклышко на солнцѣ. Подходимъ, и въ головахъ у отца лежитъ совсѣмъ новенькiй, словно только что отчеканенный, полтинникъ. Мы поразились. Андрюша радостно подбѣжалъ къ батюшкѣ, прося отслужить панихиду. Въ то время серебрянные 50 коп. имѣли цѣну.
Много всегда и вездѣ въ поруганной Россiи было чудесныхъ случаевъ и немедленной кары Божьей, и чудеснаго спасенiя по вѣрѣ.
Мнѣ разсказывала монахиня, жившая въ станицѣ Кавказской (Центр. Кавказъ), что въ Ильинъ день (20-го /юля) все населенiе колхозами убирало пшеницу. Небо стало покрываться тучами, стали торопиться. Въ Ильинъ день испоконъ вѣку бываетъ, за рѣдкимъ исключенiемъ, гроза, и это не повѣрiе, а истинный фактъ, наблюдаемый и мной въ теченiе моей долголѣтней жизни. Нѣкоторые стали уговаривать спрятаться, указывая на Ильинъ день, въ сарай, такъ какъ черная туча быстро надвигаласъ, и уже не отдаленный, а слышанъ былъ почти надъ головами зловѣщiй громъ. Одинъ изъ предсѣдателей колхоза, коммунистъ, позволилъ себѣ кощунственную выходку, обращаясь къ Пророку Ильѣ, я не буду повторять его слова, скажу только, что онъ его пригласилъ подкатить къ нимъ на своей колесницѣ. Раздался дружный одобрительный смѣхъ. Двѣ молодыхъ женщины испугались этихъ словъ и бросились изъ сарая, куда всѣ столпились изъ-за хлынувшаго дождя, со словами: «Смотрите, какъ бы Илья Пророкъ и на самомъ дѣлѣ не подкатилъ къ вамъ». Онѣ добѣжали до большого дуба, стоящаго одиноко среди поля, и укрылись подъ нимъ. Страшный ударилъ громъ послѣ ослѣпительной молнiи и сжегъ почти моментально сарай со всѣми смѣявшимися надъ Пророкомъ. Обѣ женщины только промокли.
Сестра моя, оставленная въ Москвѣ, не арестованная, хоть и бывшая фрейлина, а оставленная по соображенiямъ властей, о которыхъ скажу въ другомъ мѣстѣ, разсказала мнѣ о лично ею слышанномъ.
Она стояла въ очереди за керосиномъ, но главное, ей хотѣлось купить гарнаго искусственнаго масла для лампадки. Конечно, оно не для этого употребленiя продавалось, но вѣрующiе понимали, для чего старушки его покупаютъ. Очередь была очень большая, и ей пришлось бы простоять, возможно, не одинъ часъ, и потому она черезъ головы спросила, есть ли гарное масло. Около нея стоялъ молодой пожарный въ формѣ. Онъ обращается къ ней и говоритъ: «Эхъ, бабушка! Теперь это не въ модѣ». Она думая, что это насмѣшка, не допуская ничего другого, отвѣтила: «Для васъ, молодыхъ, не въ модѣ, а для насъ было и будетъ въ модѣ». — «Не думайте, что это шутка съ моей стороны; я самъ пришелъ за масломъ для лампадки». Раздался сочувствующiй ему хохотъ многихъ лицъ. «У насъ въ селѣ случилось такое необычайное чудо, что не увѣровать въ него и, конечно, въ Бога невозможно. Я самъ видѣлъ, и никакая сила меня не разувѣритъ». — «Разскажите, разскажите и намъ про Ваше чудо», — просили одни, издѣваясь, а другiе со страхомъ Божiимъ, но такихъ, кромѣ моей сестры, было очень немного. «Съ радостью разскажу, не скрою», — сказалъ пожарный. Всѣ замолчали.
«Въ нашемъ селѣ была убогонькая нищенка, родилась она калѣчкой, совсѣмъ почти безъ ногъ, и всю жизнь ползала на карачкахъ. Кто не зналъ ее! Сорокъ лѣтъ она приползала на паперть и просила милостыню. Въ нашемъ исполкомѣ назначено было собранiе по вопросу о выявленiи кулаковъ (самыхъ трудолюбивыхъ и не пьяницъ крестьянъ), раскулачиванiи и высылкѣ ихъ. Всѣ должны были обязательно присутствовать. Приползла и убогонькая и осталась у самой двери. Вдругъ входитъ никому не извѣстная женщина, вся одѣтая въ черное, наклоняется надъ ней и говоритъ: «Зачѣмъ ты здѣсь? Здѣсь тебѣ не мѣсто! Иди за Мной!» Она вышла, выползла за ней и калѣчка. «Давно ли ты такая?» — спросила ее Незнакомая. — «Да съ самаго рожденiя». — «А хочешь быть здоровой?» — «Да какъ же не хотѣть, матушка!» — «Ну, ступай съ Богомъ». Съ этими словами она не стала видна, а у нашей убогонькой откуда взялись ноги! Вѣдь ихъ не было! Она встала на ноги и сама пошла домой. Что только было у насъ! Все село сбѣжалось, и невѣрующiй не могъ отрицать, всѣ знали ее. Вся окрестность всполошилась, ѣдутъ и идутъ, каждому вѣдь интересно. Дошло до властей, всполошились и они, прислали ГПУ на разслѣдованiе. Ничего сказать не могутъ, дѣло вѣдь налицо. Тогда они объявили, что это колдовство, и какой-то врагъ указалъ на дочь дьякона, ее посадили въ подвалъ, обѣщая расправиться за то, что смутила колдовствомъ своимъ всю окрестность.
Входитъ Та Женщина, что исцѣлила калѣчку, и спрашиваетъ: «За что вы посадили дочь дьякона?» — «Да она тутъ какимъ-то неизвѣстнымъ средствомъ смутила все населенiе». — «Дочь дьякона не виновна, отпустите ее, это Я сдѣлала, Меня и посадите». Такъ и сдѣлали, дочь дьякона выпустили, а женщину заперли большимъ замкомъ. Когда утромъ отперли, то никого въ подвалѣ не было».
Всѣ молча слушали, какъ кто хотѣлъ, такъ и воспринялъ разсказъ. Нѣтъ сомнѣнiй, что за разглашенiе чуда Божьего онъ сталъ мученикомъ за вѣру.
Еще интересный случай я лично слышала отъ сестеръ Боткинской больницы въ Москвѣ. Тамъ въ 1927 или 1928 году, не помню, лежала дѣвочка 10-ти лѣтъ, очень тяжело больная туберкулезомъ позвоночника. Страдала невѣроятно. Въ ней принималъ участiе весь персоналъ больницы. Дѣвочка тихая, кроткая, страдала больше года, и всѣ только ждали ея смерти какъ избавленiе отъ мукъ, а смерть не шла къ ней.
Ея родители были простые крестьяне въ подмосковномъ селѣ. Сестра ея каждое утро привозила въ Москву молоко и каждый день навѣщала ее. Одинъ разъ дѣвочка проснулась въ большомъ волненiи и, обливаясь слезами, никому не хотѣла объяснить причины. Когда пришла ея сестра, она сказала ей: «Сегодня ночью я во снѣ шла по бѣлой лѣстницѣ, которая упиралась въ небо. Шло много людей, взрослыхъ и дѣтей, были такiя дѣвочки, какъ я. Долго мы шли и видѣли въ концѣ большой свѣтъ. Когда подошли, то увидѣли, что Свѣтъ этотъ шелъ отъ Кого-то, Кто стоялъ на самомъ верху. Однихъ Онъ пропускалъ въ большую свѣтлую дверь, а другихъ нѣтъ… Двухъ дѣвочекъ, шедшихъ со мной, Онъ ласково пропустилъ, а меня остановилъ. »Тебѣ нельзя сюда, ты — пiонерка«, — сказалъ Онъ. И стала она просить сестру пойти къ учителю, завѣдующему школой, и сказать, чтобъ вычеркнулъ ее изъ списка пiонерокъ, и такъ просила, въ такихъ слезахъ, что сестра пошла къ учителю и просила его вычеркнуть дѣвочку изъ списка. На это онъ отвѣтилъ: «Вотъ еще вздоръ, какой-то бредъ больной, не буду я ее вычеркивать, останется пiонеркой, а ты ей скажи, что я вычеркнулъ, вотъ и все».
На другой день, когда сестра пришла въ больницу, то застала больную еще въ большихъ слезахъ. Она видѣла тотъ же самый сонъ, и когда сестра, желая ее успокоить, сказала, что она вычеркнута и больше не пiонерка, она отвѣтила: «Это не правда! Не правда... Онъ меня не пустилъ. Пойди опять, скажи, что я не хочу, пусть вычеркнетъ, а еще пойди въ церковь и попроси у священника для меня красную большую книгу. Я одинъ разъ, когда никто не видѣлъ, забѣжала посмотрѣть, что въ церкви, я вѣдь никогда не видѣла. Священникъ держалъ большую красную книгу и читалъ. Попроси его дать мнѣ эту книгу». Все это она говорила, лежа безъ движенiя. Она не одинъ мѣсяцъ уже не могла поднять голову. Сестры больницы говорятъ, что невозможно было безъ слезъ видѣть горе этого умирающаго ребенка, и въ этомъ горѣ было что-то особое, затрагивающее страхомъ душу. Онѣ сказали молочницѣ, во что бы то ни стало потребовать ея исключенiя. Она пошла къ учителю и не отстала до тѣхъ поръ, пока учитель не вычеркнулъ дѣвочку и не разорвалъ ея документа. Затѣмъ она пошла къ священнику и все разсказала. Онъ былъ потрясенъ. Большая красная книга была Евангелiемъ. «Не могу же я дать церковное Евангелiе, вотъ у меня есть листки отъ разорваннаго Евангелiя, ты ихъ ей отнеси».
Когда на другое утро она вошла въ палату больницы, то съ удивленiемъ увидѣла, что доктора и сестры окружаютъ дѣвочку, она сидѣла радостная и какая-то совсѣмъ необычайная. Она протянула свои худенькiя ручки, какъ палочки, взяла изъ рукъ сестры листочки, прижала къ груди и сказала: «Онъ, Тотъ Свѣтлый, что наверху лѣстницы, сказалъ мнѣ: «Сегодня я тебя возьму къ Себѣ, ты больше не пiонерка». Сказавъ это, она опустилась на подушку и вздохнула въ послѣднiй разъ. Господь взялъ ее къ Себѣ.
Человѣку вѣрующему, тому, кто знаетъ, что такое пiонерство, разсказъ этотъ является несомнѣнно возможнымъ фактомъ и можетъ быть только трогательнымъ, но не удивительнымъ.
Въ большинствѣ случаевъ это некрещеные дѣти. Не буду разбирать причинъ, побуждавшихъ родителей предавать своихъ дѣтей съ рожденья сатанѣ. Будь то убѣжденiя, будь то страхъ передъ арестомъ и ссылкой за крещенiе ребенка или еще иныя побужденiя, все равно фактъ, что вмѣсто Святого Таинства Крещенiя надъ дѣтьми совершался обрядъ октябренiя, дѣти назывались октябрятами и получали имена: Ленина, Сталина, Нинель (Ленинъ наоборотъ), Маiя (въ честь 1-аго Мая) и т.п. Октябрятами они назывались въ честь 17-го Октября, дня большевистскаго переворота въ Россiи. Я не знаю, въ чемъ состоялъ этотъ страшный обрядъ, потому что никогда не присутствовала на немъ. Тамъ, кромѣ безразличныхъ людей, идущихъ на эту церемонiю изъ-за угощенiя, были только коммунисты. До 6-лѣтняго возраста дѣти были октябрятами, послѣ 6-ти механически переходили въ слѣдующую ступень — пiонерства, а затѣмъ, съ 16-ти — въ комсомолъ, гдѣ уже самостоятельно давали обѣты отрѣченiя отъ Бога.
Могу привести слѣдующiй примѣръ:
У дочери моей младшей была подруга Лена М. Мать ея, вѣрующая, ни подъ какимъ видомъ не хотѣла, чтобъ она вступила въ комсомолъ, и пiонеркой она не была и была крещеная. У нея былъ братъ, бывшiй офицеръ Бѣлой Армiи, жившiй въ Сербiи. Отецъ — генералъ, убитый въ бояхъ. Братъ писалъ Ленѣ о томъ, что если она вступитъ въ комсомолъ, то пусть знаетъ, что братъ отъ нее отрѣкся. (Во времена Берiи и Ежова такое письмо не могло бы дойти). У нее были необычайно большiе и красивые волосы. Двѣ густыя косы спускались ниже колѣнъ. Мать очень гордилась ея волосами. Въ одинъ день приходитъ Лена откуда-то домой и ужасъ матери невообразимъ: обѣ косы отрѣзаны до самой головы. На испуганный вопросъ матери она заявляетъ: «Я — комсомолка». Глупая дѣвочка поддалась пропагандѣ и, наученная не предупреждать мать, обрѣзала по правиламъ комсомола косы. Мать не могла утѣшиться и готова была отъ нее отрѣчься, но она еще не приняла посвященiя. Обрядъ посвященiя хранился въ глубокой тайнѣ, и я не знала самой сути его, пока не услыхала отъ самой Лены. Такъ же неожиданно пришла она домой одинъ разъ весной и объявила: «Я вышла изъ комсомола!». Это извѣстiе и обрадовало и взволновало мать, какъ я писала о своемъ сынѣ, такъ знали всѣ, чему подвергнется рано или поздно тотъ, кто вышелъ. Вотъ разсказъ Лены: «Насъ всѣхъ, подлежащихъ посвященiю, привели къ лѣсу, гдѣ на полянѣ у опушки разложили костеръ. Пока мы давали всякiе клятвенные обѣщанiя, поднимая руку, дѣло шло, но когда мнѣ велѣно было три раза перепрыгнуть черезъ огонь и въ это время произносить страшное отрѣченiе отъ Бога, я отказалась и ни за что не согласилась, и заявила, что выхожу изъ комсомола». Ей было 16 лѣтъ.
Андрюша мой въ то время учился въ семилѣтней школѣ, ему было 12 лѣтъ. Преподователь русскаго языка объявилъ, что будетъ диктантъ съ заголовкомъ: «Судъ надъ Богомъ». Андрюша положилъ перо и отодвинулъ тетрадь. Учитель увидѣлъ и спрашиваетъ его: «Ты почему не пишешь?» — «Я не могу и не буду писать такого диктанта». — «Но какъ ты смѣешь отказываться? Садись и пиши». — «Не буду». — «Я тебя поведу къ директору». — «Какъ хотите, исключайте меня, но »Суда надъ Богомъ» я писать не буду». Учитель продиктовалъ и ушелъ. Вызываютъ Андрюшу къ директору. Тотъ съ удивленiемъ на него смотритъ. Небывалое явленiе: 12-лѣтнiй мальчикъ и такъ твердъ и непоколебимъ, и при этомъ спокоенъ въ своихъ отвѣтахъ. Директоръ, видно, имѣлъ еще гдѣ-то въ глубинѣ души искру Божiю и не рѣшился ни о немъ, ни обо мнѣ какъ матери заявить кому слѣдуетъ, а сказалъ: «Ну и храбрый же ты, иди!» Что я могла сказать своему дорогому мальчику. Я обняла его и поблагодарила. Все это нанизывалось ему, и въ 1933 онъ былъ сосланъ на первую ссылку 17-ти лѣтъ.
Я была знакома въ Ейскѣ съ однимъ высокопорядочнымъ человѣкомъ, хозяиномъ большого садоводства. У него отобрали оранжереи, которые теперь стояли пустыми, т.к. фруктовые деревья и цвѣты, за которые онъ получилъ не одну золотую медаль на выставкахъ, были вырублены и сожжены. У него былъ свой домъ небольшой и оставшiйся маленькiй чудесный садикъ. Въ его семьѣ всѣ были вѣрующiе и горько оплакивали судьбу Государя и всей Царской Семьи. Иногда онъ не могъ сдержаться и со слезами вспоминалъ о немъ, конечно, только при своихъ, но одной ночью за нимъ пришли, арестовали и увезли. Мѣсяца черезъ два получено было извѣстiе, что онъ въ Харьковѣ въ тюрьмѣ вмѣстѣ съ бывшимъ воинскимъ начальникомъ г. Ейска. Черезъ два года его освободили. Онъ вскорѣ заболѣлъ и умеръ, не будучи въ состоянiи вынести всего происходящаго. Онъ мнѣ разсказалъ одинъ интересный и характерный для большевиковъ эпизодъ во время его заключенiя. Помѣщались они въ тѣсной общей камерѣ, спали на грязныхъ нарахъ и кормили ихъ безжалостно голодно и плохо. Одинъ разъ тюремный начальникъ вызываетъ ихъ обоихъ по фамилiи и велитъ слѣдовать за нимъ. Всѣ знаютъ, что когда вызываютъ безъ вещей, то это на разстрѣлъ, т.к. допросы давно были закончены. Ну, думаемъ, пришелъ и намъ конецъ. Посадили не въ черный воронъ, а въ автомобиль. Провезли нѣсколько улицъ и ¬остановились передъ хорошимъ домомъ. Повели по большому свѣтлому коридору, отворили дверь и впустили въ чистую комнату съ двумя кроватями, покрытыми хорошими одѣялами. У каждой кровати по столику и на немъ спички и папиросы. Съ нихъ сняли грязныя тюремныя одежды и одѣли въ чистые халаты. Пока надзиратель не вышелъ и не заперъ за собой двери, мы могли только молча перебрасываться изумленными взглядами. Когда же остались вдвоемъ, то стали ломать голову и дѣлать предположенiя, что бы это могло означать. Часовъ въ 10 вечера принесли вкусный ужинъ изъ двухъ блюдъ. Во время ужина отпирается дверь и входитъ тюремное начальство и два англичанина съ переводчикомъ. Начальникъ къ нимъ обращается и говоритъ: «Вотъ видите, въ какихъ у насъ находятся условiяхъ интеллигентные арестованные. Спросите сами ихъ, довольны ли они». Конечно, мы отвѣтили, что довольны. Англичане очень все похвалили и ушли. Черезъ часъ насъ одѣли опять въ нашу грязную одежду и повезли обратно въ ту же тюрьму, и ту же камеру. Всякiе комментарiи излишни.
Полную аннотацию на книгу можно прочесть здесь:
Приобрести эту книгу в нашем Интернет-Магазине...
Спаси Господи! Замечательная книга, такие чистые мысли, такие нужные слова, такой глубоко духовный мир. Это, действительно Свет для каждой Православной женщины и каждого верующего человека вообще!...
Настоящий домострой. Очень достойная книга! На все времена! Когда в первый раз читала, даже плакала - насколько просто но ТОЧНО сказано обо всём... Хороший подарок любой семье, и молодой - тем более. Благодарю издательство "Русский Паломник" за такое...
Здравствуйте! Эта книга в любой семье должна быть руководством к истинной любви. Любовь, вера, сострадание, надежда и мудрость - главные направляющие счастливой семьи....
Мир Вам!С Рождеством Христовым!Скажите,пожалуйста,сделав заказ на эту книгу,можно ли Вас попросить в подарок для моей православной подруги,которая имеет,к сожаленью,не очень крепкое здоровье,такю же книгу...
Эта книга для меня относится к разряду "драгоценных" . Дневники, письма Александры Феодоровны открывают нам ее особый духовный мир. Мы сталкивается с такой высотой, чистотой отношений, какую сложно себе представить. В Александре Феодоровне поражает все:...
Действительно необыкновенная книга!...
Замечательное произведение, ценное еще и тем, что автобиографично. Те впечатления от настоящей православной жизни, жизни с Богом, с такой точностью и полнотой мог описать только человек, который с детства воспитывался в духе православия....
