Святая Церковь, мать наша, разумно постановила испрашивать за каждой службой для своихъ чадъ 6 ниспосланіи имъ христіанскія кончины. безболѣзненныя, непостыдныя и мирныя.
И такого именно конца своей жизни и сподобляются отъ Господа, мирнаго, непостыднаго и безболѣзненнаго.
На дняхъ монахъ О. Проклъ повѣдалъ намъ о мирной кончинѣ святаго Старца Схимонаха Іегудіила (въ монашествѣ Іоны), которой онъ былъ очевидцемъ. Старца Іегудіила знали мы хорошо; жизни онъ былъ святой: кротокъ, миренъ, усердный молитвенникъ, имѣвшій умиленіе, т.е. иногда и сидя въ трапезѣ не могъ удерживаться отъ слезъ, слушая чтеніе житія Святыхъ. Жилъ онъ много лѣтъ въ скиту Всѣхъ Святыхъ. Скончался старецъ 25-го Сентября 1895 года, 73-хъ лѣтъ отъ роду. Болѣлъ онъ немного; когда ослабѣлъ, то пришелъ изъ скита въ монастырскую больницу и остался тамъ. Въ то время О. Проклъ былъ служителемъ при больницѣ.
Вотъ какъ-то подзываетъ меня О. Іегудіилъ къ себѣ и съ обычной своей кроткой улыбкой говоритъ мнѣ: «Братъ Павелъ, потрудись Бога ради сходить за моимъ духовникомъ О. Мельхиседекомъ, пускай онъ мнѣ прочитаетъ отходную, вѣдь мнѣ пора уже и помирать». «Хорошо, батюшка, сейчасъ схожу», -отвѣтилъ я ему. Должно замѣтить, что старецъ уже причастился Св. Христовыхъ Таинъ въ этотъ же день. Скоро пришелъ и приглашенный мною его духовникъ. «Ну что, О. Іегудіилъ! Развѣ ты уже собрался умирать?» — спросилъ его духовникъ. «Да, батюшка, пора, пора мнѣ уже перейти въ другую жизнь. Помолись за меня и прочитай мнѣ отходную», отвѣтилъ старецъ. «Хорошо, прочитаю!» отвѣтилъ духовникъ. «Да только, вотъ бѣда-то какая случилась! — спохватился духовникъ. —Требникъ-то вотъ я позабылъ. Не взялъ съ собой, надо за нимъ сходить». «Не надо, батюшка, тебѣ за нимъ ходить. Не трудись. А только ты меня благослови; а я самъ всё прочитаю». «Ну что же, если знаешь ты наизусть отходную, то читай»,— спокойно отвѣтилъ ему духовникъ и, надѣвъ епитрахиль, сказалъ: «Благословенъ Богъ нашъ!...» Умирающій старецъ, сидя на постели, яснымъ голосомъ началъ по порядку, показанному въ требникѣ, наизусть читать весь канонъ Божіей Матери. Всё прочиталъ, вплоть до отпуста. И когда духовникъ сдѣлалъ отпустъ, отецъ Іегудіилъ поцѣловалъ съ великою любовію св. крестъ и взялъ благословеніе у духовника. Духовникъ, попрощавшись со старцемъ и пожелавъ ему мирной кончины, ушелъ домой. Тогда старецъ О. Іегудіилъ, сидя на кровати, спокойно сказалъ мнѣ: «Братъ Павелъ! Поставь предо мною табуретку». Я поставилъ её. Старецъ потянулъ подушку сбоку себя, я помогъ ему положить её на табуретку. Тогда старецъ съ мирнымъ, спокойнымъ, пріятнымъ лицомъ наклонился и, сидя на постелѣ, легъ лицомъ на подушку и умолкъ. Я подошелъ къ нему, желая узнать, не надо ли ему что-нибудь ещё помочь. Но батюшка О. Іегудіилъ уже почилъ о Господѣ.
Незамѣтно душа его оставила свою земную храмину и отлетѣла въ другой, лучшій міръ. Какъ жилъ онъ свято и мирно, такъ и почилъ. Воистину: «Честна предъ Господемъ смерть Преподобныхъ Его!»
Достойно вниманія то обстоятельство, что старецъ О. Іегудіилъ наизусть зналъ отходную. Изъ чего ясно видно, что онъ задолго до смерти частенько читалъ канонъ на исходъ души, возбуждая въ себѣ память смертную. Поэтому и смерть встрѣтилъ мирно и спокойно.
Это событіе произошло въ нашей обители 9-го Іюня 1876 года въ четвертомъ часу пополудни.
Проживающій у насъ въ монастырѣ 17-лѣтній парень, крестьянинъ Ярославской губ. Михаилъ Прокофьевъ, занимаясь въ храмѣ, въ алтарѣ бѣленіемъ арки въ церкви Успенія Пресвятыя Богородицы, въ недалекомъ разстояніи отъ св. Престола, забравшись на стремянку и приспособившись поудобнѣе, усердно работалъ, но по молодости и безпечности своей совершенно забылся, что находится и работаетъ онъ во Святомъ местѣ, и по невниманію своему къ Святынѣ и разсѣянности затянулъ пѣсенку, причемъ на немъ была даже надѣта на головѣ и фуражка. Немедленно же Господь вразумилъ его безумное поведеніе. Вдругъ онъ увидѣлъ на горнемъ мѣстѣ, въ алтарѣ у запрестольной иконы въ бѣломъ блестящемъ одѣяніи съ длинными волосами прекраснаго юношу. Грозно взглянулъ на него прекрасный юноша и, быстро подойдя къ его вышкѣ, отталкивая её рукою, строго сказалъ: «Посторонись, не на мѣстѣ бѣлишь!» И, проговоривъ эти слова, исчезъ. Отъ сихъ словъ и неожиданности сего видѣнія безпечный парень Михаилъ настолько растерялся, что въ ужасѣ сталъ метаться по алтарю, не находя дверей, чтобы выбѣжать вонъ изъ храма, и, увидя окно, выскочилъ чрезъ него на дворъ. Немного успокоившись, онъ сталъ разспрашивать своихъ товарищей и братію, не былъ ли кто-нибудь изъ нихъ въ алтарѣ, и разсказалъ имъ подробно, что кто-то такъ страшно его напугалъ; но ему отвѣтили и успокоили его, сказавъ, что за всё время его работы ни въ алтарѣ, ни даже въ церкви никого не было. Тогда убѣдившись, что тамъ никого не было и мало-помалу успокоившись, онъ вновь пошелъ въ алтарь за своей свалившейся съ головы фуражкой. Но какой же былъ его ужасъ и страхъ, когда онъ опять увидѣлъ того же юношу въ бѣломъ одѣяніи, стоящего уже у жертвенника! Затрепетавъ отъ сего видѣнія, онъ, не помня себя, въ ужасѣ выбѣжалъ изъ церкви. Прибѣжавъ домой, заперся въ комнатѣ и спрятался въ уголъ. Но такъ какъ жилъ въ комнатѣ не одинъ, то другіе рабочіе, придя съ работы, стали стучаться въ дверь комнаты и, когда онъ отворилъ имъ дверь, они увидѣли его сильно испуганнымъ и плачущимъ. Тогда они стали его спрашивать, желая узнать причину его волненія и слезъ, и парень со страхомъ повѣдаль имъ всё случившееся. Послѣ сего онъ долго не могъ успокоиться: всё плакалъ, признавая въ этомъ юношѣ св. Ангела Господня Хранителя Престола Божія. Послѣ сего онъ, чистосердечно покаявшись предъ старцами въ своемъ безумномъ поведеніи и усердно помолясь у раки Преподобныхъ Сергія и Германа, уже съ великимъ страхомъ дерзнулъ вступить во св. алтарь и продолжать свою работу уже не безчинно, а со вниманіемъ и благоговеніемъ ко св. алтарю.
Разсказывалъ одному иноку старичокъ-послушникъ, живущій въ нашей обители. «Мнѣ теперь 60 лѣтъ отъ роду, и моя жена доселѣ ещё жива; мы съ ней разстались по взаимному доброму согласію. Когда мнѣ было ещё 30 лѣтъ, то жена моя стала почему-то болѣть и чахнуть, и это продолжалось довольно долго. Я, какъ человѣкъ молодой, сожалѣлъ, что у меня супруга болѣетъ и мнѣ приходится въ молодости жить не такъ, какъ живутъ прочіе люди въ супружествѣ. Вотъ и явилась у меня такая мысль (ужъ и не знаю, откуда она пришла): помолюська я Богу и попрошу Его, чтобы онъ прибралъ мою больную супружницу. И вотъ я рѣшилъ помолиться. Однажды, выбравъ подходящее время, я всталъ на молитву предъ св. иконами, желая исполнить свое намѣреніе и усердно попросить у Бога, чтобы Онъ прибралъ мою больную супружницу и, только что, перекрестясь съ благоговѣніемъ, я усердно положилъ земной поклонъ и не успѣлъ ещё даже начать читать молитву, какъ вдругъ, поднимаясь съ земли, вижу дивнаго юношу съ длинными прекрасными волосами въ какомъ-то голуборозовомъ одѣяніи неописуемой красоты, стоящимъ предо мною на воздухѣ. Взирая на меня, онъ строгимъ и грознымъ голосомъ сказалъ мнѣ: «Что это ты хочешь просить и зачѣмъ этого желаешь? Знай, что если твоя жена умретъ, то тогда тебѣ несравненно будетъ жить хуже!» При этихъ словахъ онъ мнѣ внушительно грозилъ своимъ перстомъ. Я съ великимъ удивленіемъ и ужасомъ глядѣлъ на него. Проговоривъ эти слова, онъ мгновенно сталъ невидимъ. Пораженный симъ дивнымъ видѣніемъ, я возблагодарилъ Господа за вразумленіе и почудился: насколько Богъ близокъ къ намъ; ещё прежде моей молитвы и неразумнаго прошенія, Онъ уже вразумилъ меня и наставилъ на спасительный путь.
Этого видѣнія я никогда никому кромѣ своего духовнаго отца не говорилъ; даже и моя жена не знала про это. Поистинѣ, какъ не удивляться намъ дивному и всепремудрому Промыслу Божію, творящему съ нами великая же и неизслѣдованная славная и ужасная, ихже нѣстъ числа (Утр. молитва). Судьбы Господни бездна многа (Пс. 35, 7) и слаждшія онгъ паче меда и сота (Пс. 18, 11).
Разсказывали намъ старцы такой бывшій у нихъ на глазахъ случай. Однажды при управленіи обителью Игумена Дамаскина производили какой-то ремонтъ снаружи монастыря у хлѣбной, которая, какъ извѣстно, примыкаетъ къ братскому кладбищу. И вотъ, при копаніи какого-то рва, обрѣли гробъ съ совершенно нетленнымъ тѣломъ іеромонаха. Покойникъ былъ большаго роста, борода рыжеватая, въ рукахъ, по обычаю іеромонашескаго погребенія, держалъ онъ небольшой серебрянный крестъ. Кто былъ покойный? Никто не зналъ. Возвѣстили объ этомъ отцу Игумену Дамаскину. О. Игуменъ, какъ старожилъ, болѣе полвѣка прожившій на Валаамѣ, пришелъ, посмотрѣлъ на лицо почившаго и сказалъ: «Я что-то не помню такого іеромонаха, очевидно, онъ жилъ до моего прихода на Валаамъ». Помощникъ ризничаго старый монахъ О. Іосифъ, прожившій на Валаамѣ болѣе 40-ка лѣтъ, находившійся въ это время здѣсь, благословился у О. Игумена перемѣнить крестъ, держимый покойникомъ, обмѣнить его на другой. О. Игуменъ благословилъ это сдѣлать. Тогда О. Іосифъ, взявъ изъ рукъ покойнаго крестъ, вручилъ ему другой крестъ. Послѣ сего рабочіе, по благословенію О. Настоятеля, у хлѣбной же въ стѣнѣ сдѣлали подкопъ-нишу и поставили гробъ съ тѣломъ почившаго туда, закопавъ его землею. Кто это былъ нетлѣнный почившій іеромонахъ, даже и до сего времени никто не знаетъ.
Рукописный Валаамский ПатерикРазсказывалъ намъ покойный О. Никита Чредниченко (закройщикъ). «Когда я ещё первые годы жилъ въ монастырѣ, меня О. Игуменъ Іонафанъ назначилъ послужить двумъ умирающимъ старцамъ: Іеросхимонаху Вонифатію и монаху О. Адріану. Келліи у нихъ были рядомъ въ больничномъ корпусѣ, такъ что мнѣ было удобно навѣщать обоихъ ослабшихъ старцевъ и служить имъ. Старцы оба были очень слабы, но въ полной памяти и съ мирнымъ духомъ, сознательно приближались къ неизбѣжной для всехъ живущихъ на землѣ смерти. «Однажды, помню, — говоритъ О. Никита, поздно вечеромъ, послуживъ одному старцу, О. Адріану, и исполнивъ его немногочисленныя желанія и простившись съ нимъ, я перешелъ къ другому, О. Вонифатію. Сдѣлавъ и тому всё нужное, я опустился на стулъ и какъ-то сразу же задремалъ и вижу такой ясный и дивный сонъ, который и по сіе время словно у меня передъ глазами. Вижу я, будто бы какой-то особенный свѣтъ, и вотъ отъ земли до самаго неба протянулся широкій коверъ, настолько чудный и необыкновенно, неописуемо красивый, что невозможно и выразить его красоту, словно живые цвѣты, роскошные и благоухающіе были вплетены въ него. По этому ковру поднимается отъ земли на небо мой больной старецъ О. Адріанъ, келлію котораго я только что оставилъ, простившись съ нимъ. Старецъ былъ въ бѣломъ одѣяніи или хитонѣ. Величественно и радостно онъ слѣдовалъ по этому предивному ковру и шелъ не ногами, а какъ бы на колѣняхъ, невидимой силой влекомый, плавно и торжественно возвышаясь поднимался всё выше и выше отъ земли къ небеси. Я не могъ оторваться отъ этого дивнаго о зрѣлища, но почему-то дальнѣйшаго я былъ недостоинъ узрѣть, сонъ мой сразу какъ-то пресѣкся и я, проснувшись, недоумѣвалъ. Что же такое означаетъ это удивительное сонное видѣніе? Мои размышленія прервалъ болящій старецъ О. Вонифатій, въ келліи котораго я задремалъ. «Братъ Никита! Что это такое творится у моего сосѣда О. Адріана? — спросилъ онъ меня. Тамъ происходитъ какое-то служеніе, я слышу тамъ прекрасное пѣніе, ужъ не молебенъ ли у него братія по его просьбѣ служатъ? Подика посмотри, что тамъ дѣлается у него?» Я пошелъ. Отворивъ въ его келлію дверь, вижу, что въ келліи у него никого нѣтъ, а самаго старца обрѣлъ съ пріятнымъ и радостнымъ лицомъ, мирио почившимъ о Господѣ.
Воистину, скажемъ мы словами псалмопѣвца, честна предъ Господемъ смертъ преподобныхъ Его (Пс.115, 6).
Блажени мертвіи, умирающіи о Господгъ отнынѣ. Ей, глаголетъ духъ, да почіютъ отъ трудовъ своихъ (Апок. 14, 13).
Скончался О. Адріанъ 14-го Марта 1883 года, а отецъ Вонифатій — 16-го Марта того же 1883 года.
При О. Игуменѣ Пафнутіи, стоящій у раки Препп. Сергія и Германа монахъ К. часто мысленно сомнѣвался и смущался такимъ помышленіемъ: здѣсь ли подъ спудомъ обрѣтаются мощи первоначальниковъ нашей святой обители и чудотворцевъ Сергія и Германа или гдѣ-нибудь въ иномъ мѣстѣ? «Угодники Христовы! — Часто говорилъ онъ, — хотя бы мнѣ, грѣшному, во снѣ увидѣть Васъ. Вѣдь вотъ я нахожусь постоянно у Вашей святой раки, а сомнѣніе не оставляетъ меня, маловѣрнаго!»
И вотъ богоносные Отцы наши благоволили его утѣшить и успокоить его сомнѣніе. «Однажды, — говорилъ онъ, — помню, это было въ Декабрѣ мѣсяцѣ, пришелъ я, по своему обычаю, раньше, чтобы привести всё въ порядокъ къ вечернѣ. Отворивъ церковь, подошелъ къ ракѣ и, по обычаю, совершенно спокойно, ни о чёмъ особенно не думая, сталъ кое-что дѣлать и убирать. Вижу, лампада надъ ракою ясно горитъ. Тутъ мнѣ пришла мысль въ голову и явилось желаніе приложиться къ Преподобнымъ. Не сталъ я обходить, какъ полагается, раку, а гдѣ стоялъ на лѣвой сторонѣ, тутъ и сталъ прикладываться, сначала къ Преп. Герману, и только что вступилъ на ступени, какъ вижу ясно въ ногахъ у раки съ правой стороны, у аналоя стоитъ схимникъ въ полной схимѣ. Со мной что-то произошло непостижимое и никогда мною не испытанное. При полномъ мирѣ сердечномъ и спокойствіи, я почувствовалъ, что словно я безъ тѣла сталъ: сдѣлался каким-то особеннымъ, легкимъ. Приложившись къ Преп. Герману, иду на правую сторону раки и, когда сталъ прикладываться кь Преп. Сергію, то увидѣлъ то же и на лѣвой сторонѣ, въ ногахъ у раки стоитъ другой схимникъ. Тогда я, приложившись къ Преп. Сергію, всталъ передъ ракою и вотъ уже ясно вижу двухъ святолѣпныхъ старцевъ-схимниковъ, стоящихъ молча по бокамъ раки, причемъ Преп. Сергій как бы шевелился, или поправлялъ свою схиму и мантію. Малое освѣщеніе отъ лампады не позволяло мнѣ разсмотрѣть до тонкости черты ихъ лицъ, но всё-таки въ общемъ видны были ихъ бороды, очертанія лица, носа и схимническое одѣяніе. Въ это время я, находясь въ какомъ-то неизреченномъ благоговѣйномъ духовномъ чувствѣ, подумалъ: «Неужели же я вижу Васъ, Преподобные Отцы наши Сергіе и Германе! Господи помилуй! Что же это такое?!» «Старцы Божіи! Земніи Ангели и Божіи человѣки!» —воскликнулъ я и въ радостномъ чувствѣ отъ избытка духовной радости и зримаго видѣнія упалъ на колѣни, и въ порывѣ чувствъ, съ благоговѣніемъ положилъ земной поклонъ угодникамъ Божіимъ. Когда же я поднялся на ноги, то Преподобные скрылись изъ моихъ глазъ и стали невидимы. Не скоро я могъ придти въ себя, настолько это сильно потрясло и поразило меня. Но когда я понялъ и убѣдился, что я, недостойный, сподобился видѣть своихъ Преподобныхъ Отцевъ Сергія и Германа, тогда умилилось моё сердце и слезы ручьемъ потекли изъ глазъ моихъ. И я плакалъ нѣсколько дней. Конечно, я старался скрыть свои слезы отъ братіи и никому въ то время ни слова я не проронилъ о своемъ видѣніи; а самъ съ тѣхъ поръ сердечно увѣровалъ, что угодники Божіи тутъ же обрѣтаются и ещё сильнѣе любовію привязался къ нимъ.
Господь во святомъ Евангеліи говоритъ: Аще что и смертно испіютъ, не вредитъ ихъ (Мк. 16, 18). По вѣрѣ въ помощь Божію можно и смертоносное и ядовитое что-нибудь выпить и не потерпѣть ни малѣйшаго для здоровья вреда. Одному нашему Іеромонаху пришлось служить въ одномъ глухомъ мѣстѣ въ Финдяндіи. При первой же литургіи онъ ощутилъ въ большомъ мѣдномъ посеребрянномъ потирѣ, въ огромной его подстановкѣ, что-то жидкое движущееся. Онъ сталъ осматривать его со всѣхъ сторонъ, но нигдѣ отверстія видимаго не нашелъ, между тѣмъ, въ днѣ потира, несомнѣнно, была какая-то жидкость. Тогда онъ понялъ, что, по всей вѣроятности, въ потирѣ есть какая-нибудь невидимая для глазъ дырочка и въ неё, время отъ времени, капелька за капелькой, во время совершенія св. литургіи утѣкала Божественная Кровь. Сталъ онъ искать, какъ бы отнять самую подножку отъ чаши. Долго ему не удавалось, но наконецъ-то удалось отвинтить подставку. И что же? О, Господи, помилуй! Онъ вылилъ оттуда цѣлый большой ковшикъ темно-зеленоватой жидкости. Очевидно, отъ времени мѣдный сосудъ совершенно измѣнилъ обычный цвѣтъ вина и окрасилъ его своею купоросною окисью. Что же дѣлать? Вѣдь это же изъ св. потира натекла Божественная Кровь Христова, надо её употребить. Но съ другой стороны: какъ же и пить-то её? Вѣдь это же чистѣйшій ядъ — окись мѣди, и, безусловно, очень ядовитая и вредная для здоровья жидкость. Не много разсуждая, сей не изнемогшій въ вѣрѣ служитель Престола Божія, подливъ кипятку въ эту жидкость и перекрестившись, выпилъ всю до капельки. И вотъ, Слава Богу! Не потерпѣлъ ни малѣйшаго вреда для своего здоровья. Истинно Господь сказалъ: «По вѣрѣ вашей будетъ Вамъ». Затѣмъ чрезъ добрыхъ людей Богъ помогъ ему пріобрести для этого храма новый хорошій серебряный сосудъ-потиръ; а прежній упразднить какъ несоотвѣтствующій своему назначенію.
Отцы наши, помимо внутреннихъ добродѣтелей, имѣли и внѣшнія прекрасныя качества, при содѣйствіи которыхъ они старались ничемъ не опечалить и не оскорбить своихъ собратій, покрывая своимъ великодушіемъ и любовію часто невольныя ихъ ошибки и погрѣшности.
Однажды къ старцу О. Антипѣ ІІ-му пришелъ по нѣкоему дѣлу его сотоварищъ по скиту Всѣхъ святыхъ старецъ отецъ Алексій. О. Антипа любезно принялъ гостя и, побесѣдовавъ съ нимъ о чёмъ надо было, пригласилъ его попить съ нимъ чайку. О. Алексій, не желая огорчить старца отказомъ, согласился на его предложеніе. Вскорѣ уже появился на столѣ кипящій самоваръ. Наливъ себѣ и гостю по стакану чая, О. Антипа самъ сталъ пить чай съ наколотымъ ещё заранѣе на мѣлкіе кусочки сахаромъ, а для гостя, какъ бы желая получше его угостить, придвинулъ въ коробочкѣ сахарный песокъ и, съ любовью угощая гостя, собственными руками положилъ ему въ стаканъ двѣ переполненныя ложки сахарнаго песку. Но, увы! Къ сожалѣнію, это былъ не сахарный песокъ! Но надо же быть такому грѣху, какъ впослѣдствіи оказалось: по ошибкѣ вмѣсто сахарнаго песку, онъ ему положилъ двѣ ложки соли, которая хранилась у старца въ одинаковой же коробочкѣ. О. Алексій, помешавъ ложечкой въ стаканѣ чай и проглотивъ глоточекъ чая, понялъ, что старецъ по ошибкѣ положилъ вмѣсто сахарнаго песку соли, но чтобы не смутить старца и не опечалить его, онъ никакого вида не показалъ ему въ этомъ, а понемножку съ веселымъ лицомъ выпилъ весь этотъ соленый чай. Отецъ Антипа предложилъ гостю выпить ещё стаканъ, но О. Алексій, добродушно поблагодаривъ хозяина, отказался, ссылаясь на то, что недавно пилъ чай и поэтому сейчасъ больше пить не хочетъ. Побесѣдовавъ на пользу душевную, старцы любезно простившись разстались. Спустя нѣкоторое время О. Антипа понялъ свою ошибку, и хотя очень глубоко сожалѣлъ о ней, но вмѣстѣ съ тѣмъ удивлялся выдержкѣ, терпѣнію и благодушію О. Алексія, покрывшаго его невольную ошибку своею любовію. Поистинѣ, по выраженію Премудраго: Терпѣливъ мужъ многъ въ разумѣ (Притч. 14, 29).
Рукописный Валаамский ПатерикСвятой апостолъ пишетъ: «Пресвитеры сугубыя чести да сподобляются». А посему презирать ихъ или хотя внутренно осуждать, уничтожать и злобиться весьма нехорошо и погрѣшительно. Пользуясь этимъ, врагъ рода человѣческаго дерзновенно приражается къ человѣку, нанося ему различныя искушенія и напасти. Одинъ инокъ повѣдалъ намъ слѣдующій бывшій съ нимъ случай. «Когда я жилъ въ Германовскомъ скиту на островѣ, то случилось, что у насъ при церкви не было іеромонаха. Прежній уѣхалъ въ монастырь, а назначенный вмѣсто него замѣститель ещё къ намъ не пріѣхалъ. Между тѣмъ, подходилъ великій праздникъ — Благовѣщенія Пресвятыя Богородицы, и мы всѣ съ нетерпѣніемъ ждали пріѣзда іеромонаха. Наканунѣ праздника вдругъ пріѣхалъ іеромонахъ, но не тотъ, котораго мы ожидали, а другой нежелательный ни хозяину скита, ни намъ. У меня въ душѣ всколыхнулось злое чувство, непріязнь къ пріѣзжему іеромонаху. А когда я узналъ, что завтра даже и литургіи не будетъ, такъ какъ нѣтъ просфоръ, то зло въ моей душѣ ещё болѣе усилилось и наполнило мое сердцѣ. По своей безпечности и грѣховному омраченію я не отогналъ это недоброе чувство, но весь день былъ въ омраченіи этого зла, такъ и легъ спать. Проснувшись ночью, около 2-хъ часовъ, я вздумалъ помолиться ради праздника Благовѣщенія Пресвятыя Богородицы и прочитать Божіей Матери акаѳистъ. Хотя ещё зло въ душѣ моей не прошло, но я всё-таки бодро всталъ на молитву, думая помолиться подольше и прочитать нѣсколько акаѳистовъ Матери Божіей.
Но видно неугодна была моя молитва Господу и Пречистой Его Матери, возносимая от души, исполненной непріязненнымъ чувствомъ къ пресвитеру Божію. Только что я приступилъ къ чтенію акаѳиста, какъ слышу вдругъ, позади меня дверь моей келліи съ шумомъ растворилась, и я почувствовалъ, словно холодный вѣтеръ ворвался въ мою келлію, при этомъ слышался какой-то шумъ, словно сухіе древесные листья шуршали около меня. Я съ большимъ удивленіемъ, обомлѣвъ отъ страха, повернулъ голову, желая узнать причину всего происходящаго, и вотъ ясно вижу: большая черная змѣя, аршина полтора длины и въ руку толщиной, извиваясь и шурша ползетъ по полу около моихъ ногъ. У меня рѣшительно волосы на головѣ отъ ужаса встали и я уже не помню, какъ я сѣлъ на стулъ и впалъ въ безпамятство. Когда же я очнулся, то вижу, восковая свѣча почти вся сгорѣла, и ещё бы одна минута, то и псалтирь раскрытый загорѣлся бы, а съ нимъ и пелена на аналоѣ и всё прочее вспыхнуло бы. Сначала я ничего не могъ припомнить и сообразить, настолько мнѣ сильно отшибло память; потомъ уже всё вспомнилъ. Келлія моя была наполнрна какимъ-то отвратительнымъ запахомъ, который на нѣсколько дней пропиталъ её такъ, что многіе меня спрашивали: «Отчего у тебя такой гадкій запахъ въ келліи?» Но я никому не говорилъ причины сего. У меня же языкъ не могъ говорить недѣли двѣ, словно его кто держалъ, и я на вопросы братіи, почему я не говорю, съ трудомъ отвѣчалъ: «Языкъ болитъ». Въ довершеніе случилось у меня то, что я въ жизни своей никогда не испытывалъ: появились у меня паразиты на тѣлѣ, кромѣ головы и ногъ въ такомъ ужасающемъ и несмѣтномъ количествѣ, что мнѣ убивать ихъ было невозможно, при всемъ моемъ стараніи, и я спасался отъ нихъ только тѣмъ, что три раза въ день погружалъ свою рубашку въ кипятокъ, а чистую надѣвалъ, но и та рубашка чрезъ малое время была полна паразитами. Это ужасное мое состояніе, которое я ото всѣхъ тщательно скрывалъ, продоржалось около двухъ мѣсяцевъ, затѣмъ прекратилось совершенно.
Такъ-то Господь меня вразумилъ и наказалъ, попустивъ злому врагу навѣсти на меня такой страхъ, ужасъ и болѣзнь, какихъ я никогда ещё въ жизни своей не испытывалъ. Слава Богу, что я ещё съ ума не сошелъ грѣшный; видимо, Царица Небесная пожалѣла ещё меня. Съ этихъ поръ я сталъ бояться имѣть гнѣвъ и злобу на кого бы то ни было, а тѣмъ болѣе на пресвитера Божія.
Игуменъ Дамаскинъ въ своихъ келейныхъ записяхъ оставилъ слѣдующее, случившееся въ 1853 году, событіе. Изложеніе рѣчи оставляемъ почти какъ есть въ подлинникѣ Игумена Дамаскина.
«Валаамскаго монастыря монахъ Ѳеофилактъ, проходя келарское послушаніе, простудилъ правую руку, въ которой впослѣдствіи открылась сильная ломота, такъ что онъ не могъ терпѣть и не находилъ себѣ мѣста отъ болѣзни. Прибѣгалъ онъ ко многимъ медицинскимъ пособіямъ, но всё было тщетно, тѣмъ болѣе, что и самъ онъ, понимая нѣсколько медицину, пользовалъ другихъ, но нѣтъ, аще не Господъ созиждетъ, то всуе труждается человѣкъ (Пс. 126, 1).
Будучи не въ силахъ болѣе проходить келарское послушаніе, старецъ Ѳеофилактъ, по волѣ Настоятеля, удалился въ Большой Михайловскій скитъ и здѣсь, исключительно посвятивъ себя строгой аскетической жизни, оставя всѣ медицинскія пособія, онъ вполнѣ предался Господу, по слову Псалмопѣвца: Возверзи на Господа печалъ твою. Умолялъ онъ Господа и угодниковъ Его, прося облегчить его болѣзнь, которая довела его уже до крайности, ибо хотя духъ-то и бодръ, но плоть наша, по слову Господа, — немощна.
Въ одно время, когда въ Михайловскомъ скиту была литургія, старецъ Ѳеофилактъ пришелъ въ церковь во время проскомидіи и здѣсь въ скорби сердца своего призвалъ Господа, и Господь услышалъ его, ибо близъ Господъ всѣмъ призывающимъ Его и волю боящихся Его сотворитъ и молитву ихъ услышитъ (Пс. 144, 18-19). Итакъ, старецъ вошелъ на правый клиросъ и сталъ предъ образомъ святаго Іоанна Дамаскина, находящагося въ иконостасѣ, и, воззрѣвъ съ живой вѣрой на священный ликъ угодника Божія, привелъ себѣ на память страдальческій подвигъ сего досточуднаго мужа и невинное отсѣченіе его десницы, а затѣмъ чудесное и славное исцѣленіе оной. О. Ѳеофилактъ разгорѣвшись любовію къ угоднику Божію и отъ сердца помолившись Ему, призываль Его помочь ему въ нестерпимой болѣзни; затѣмъ, сотворивъ три земныхъ поклона съ вѣрой приложилъ свою больную руку къ изображенной на образѣ Его десницѣ, продержавъ такъ съ минуту и положивъ еще три земныхъ поклона, онъ внѣзапно почувствовалъ облегченіе и, отступя отъ иконы, въ радости сердца сталъ возсылать благодарную молитву угоднику Божію за облегченіе отъ болѣзни. По окончаніи обѣдни возвратясь въ келлію, онъ отъ радости не вѣрилъ самъ себѣ, но вечеромъ опять началъ думать, а что если сію наступающую ночь, какъ и прошедшую, придется провести всю безъ сна, но вполнѣ поручивъ себя угоднику Божію и совершивъ свой обычный келейный канонъ, не чувствуя совершенно болѣзни, возлегъ на свой одръ и уснулъ крѣпкимъ сномъ.
Пробудившись отъ сна, старецъ Ѳеофилактъ ощутилъ себя совершенно здоровымъ. Возблагодаривъ тогда отъ всего сердца угодника Божія Преподобнаго Іоанна Дамаскина, онъ разсказалъ все случившееся Отцу Игумену. Съ тѣхъ поръ у него болѣзнь эта окончательно прекратилась, и онъ благословляетъ Господа, дивнаго во Святыхъ Своихъ.
Писано со словъ монаха Ѳеофилакта, по благословенію Настоятеля въ 1860 году, т.е. спустя 7 лѣтъ по исцвленіи (запись объ этомъ смотри въ архивахъ).
При Отцѣ Игуменѣ Пафнутіи однажды было такое событіе. 11-го Ноября 1906 года скончался еше не старый 48-лѣтній монахъ Іуліанъ. Прошло нѣсколько дней послѣ его смерти. И вотъ какъ-то дежурившій по ночамъ въ нижнемъ соборѣ 70-лѣтній старецъ, монахъ Адамъ, человѣкъ твердой воли и мужественной души, въ міру Николаевскій солдатъ, много кое-чего видавшій на своемъ вѣку, вообше человѣкъ небоязливый и спокойный, среди глубокой ночи, часовъ около 2-хъ зажегъ свѣчку, взялъ поминальный синодикъ и, ставъ на правомъ клиросѣ. по обычаю своему началъ поминать братію о упокоеніи. «Вдругъ я слышу, —говорилъ намъ О. Адамъ, — позади себя голосъ: «Помолись и за меня — монаха Іуліана». Я оглянулся назадъ и вижу -посреди церкви, въ длинной бѣлой рубашкѣ и клобукѣ стоитъ монахъ Іуліанъ, умершій 9 дней тому назадъ, и горько-горько плачетъ; причемъ рукавомъ своей рубашки вытираетъ свои льющіяся изъ глазъ слезы. Съ лѣвой стороны церкви ярко горѣли дрова. и огонь изъ камина ясно освѣщалъ всю его фигуру. У меня, продолжалъ О. Адамъ, — при полномъ сознаніи, что это человѣкъ «не отъ міра сего», какъ уже умершій, въ душѣ не обнаружилось ни малѣйшаго страха или смущенія, но я спокойно смотрѣлъ на него и говорилъ съ нимъ, какъ будто съ живымъ человѣкомъ. «Скажи отцу Игумену и братіи, — произнесъ явившійся, — чтобы они помолились за меня, мнѣ очень худо, я не раскаялся въ одномъ грѣхѣ и за это попалъ въ бездну». «Скажи братіи, чтобы они раскаявались непременно во всѣхъ своихъ грѣхахъ; нераскаявшимся здѣсь очень бываетъ худо». Говоря это, монахъ Іуліанъ горько плакалъ и утиралъ слезы рукавомъ рубашки. У меня же въ это время не было ни малѣйшаго страха. «Ахъ ты, бѣдный Іуліанъ! сказалъ я ему сочувственно, значитъ, твое положеніе неважное». —«Да! — подтвердилъ онъ.
— Я попалъ въ бездну. Охъ, какъ плохо тому, кто нераскаяннымъ отойдетъ отъ сей земной жизни! Скажи, непременно скажи братіи, чтобы не таили предъ духовникомъ своихъ грѣховъ, но спѣшили бы сокрушенно исповѣдовать ихъ на исповѣди». «Послѣ этого, говорилъ О. Адамъ, я посмотрѣлъ на иконостасъ и положилъ три земныхъ поклона о упокоеніи монаха Іуліана. Потомъ я взглянулъ на то мѣсто, гдѣ онъ стоялъ, а его уже не было. Видно, подумалъ я, онъ ушелъ за колонну съ лѣвой стороны храма. Взявъ въ руки свѣчку, я пошелъ въ обходъ всего храма и, пройдя половину храма, не видя явившагося тутъ, внезапно какъ бы пришелъ въ себя и съ ужасомъ понялъ, что я разговаривалъ съ человѣкомъ изъ другого міра — съ покойникомъ. Напалъ на меня тогда такой сильный и непонятный страхъ, что я буквально задрожалъ всѣмъ тѣломъ, руки и ноги у меня затряслись и свѣчка выпала изъ моихъ рукъ. Потомъ, хотя этотъ страхъ скоро прошелъ, но руки-то тряслись дня три. О всемъ видѣнномъ мною, я разсказалъ братіи. Нѣкоторые мнѣ повѣрили, а другіе съ насмѣшкой и недовѣріемъ отнеслись къ моему видѣнію. Но я не лгу, что мнѣ за интересъ лгать, 70-лѣтнему старику!» — говорилъ О. Адамъ. Послѣ онъ все это событіе собственноручно записалъ въ тетрадь и отдалъ на храненіе въ монастырскую библіотеку, для памяти и на пользу братіи.
Повѣдалъ намъ Іеромонахъ О. А. слѣдующее событіе о исцѣленіи своей руки. «Когда я жилъ ещё въ новоначаліи, будучи ещё рясофорнымъ монахомъ, то, часто работая на холоду, я сильно простудилъ правую руку, сначала ещё не такъ сильно она болѣла, а потомъ чѣмъ дальше, тѣмъ сильнѣе болѣть стала. Наконецъ болѣзнь до того усилилась, что я былъ не въ состояніи даже поднять руку, чтобы сдѣлать крестное знаменіе. Наступилъ Великій постъ. Помню, въ Понедѣльникъ вечеромъ пошелъ я съ великимъ трудомъ въ церковь. Читали положенный на повечеріи канонъ св. Андрея Критскаго. Забрался я на хоры въ сторонку, чтобы меныие меня люди видѣли; но и на хорахъ пришлось встать между двумя старцами, первый -- Іеромонахъ Августинъ, впослѣдствіи Іеросхимонахъ Алексій, а второй — монахъ Филаретъ -- столяръ. Старцы, видя, что я стою и не дѣлаю, какъ положено по уставу на каждый стихъ по три поясныхъ поклона, стали меня, не зная того, что я болѣнъ, укорять какъ лѣниваго и нерадиваго. Сначала я всё молчалъ, но потомъ, когда они стали меня больше журить, я не вытерпѣлъ, сказалъ имъ слезно: «Отцы, повѣрьте мнѣ, я руки не могу поднять, настолько она у меня отъ простуды
сильно болитъ, что я не въ состояніи её поднять, чтобы перекреститься. Что же мнѣ дѣлать? Вѣдь я и самъ не радъ этому и сильно объ этомъ скорблю!» Тогда они, узнавъ мое положеніе, пожалѣли меня и посочувствовали моей скорби. Я же, въ скорби сердца моего помолясь усердно Богу, сошелъ съ хоръ и, подойдя къ ракѣ мощей Преподобныхъ Отцевъ нашихъ Сергія и Германа, попросилъ ихъ какъ могъ о помощи и исцѣленіи моей руки, и когда сталъ прикладываться къ нимъ, то ощутилъ, что рука моя по-прежнему свободно поднимается безъ всякой боли, и я легко положилъ на себѣ крестное знаменіе. Отъ радости я и самъ себѣ не вѣрилъ: былъ сильно изумленъ и не могъ понять, какъ это такъ быстро окончилась моя лютая и мучительная болѣзнь по молитвамъ Предивныхъ Угодниковъ нашихъ Преподобныхъ Сергія и Германа. Отойдя отъ раки и крестясь безъ всякой боли, свободно, я отъ всего своего сердца возблагодарилъ Угодниковъ Божіихъ за ихъ скорую помощь. Съ тѣхъ поръ даже до сего времени я не ощущаю совершенно никакой боли въ своей рукѣ».