© «Издательский Домъ «Русскiй Паломникъ»
Инок в миру Иноческая Лира
«ПЬСНЬ МОЛИТВЕННАЯ КО ПРЕСВЯТОЙ ДѣВЪ МАРІИ БОГОРОДИЦѣ»
Къ Тебѣ, о Матерь Пресвятая,
Дерзаю вознести свой гласъ,
Лице слезами омывая,
Услышь меня въ сей скорбный часъ.
Прими мои теплѣйшіе моленія,
Мой духъ отъ золъ и бѣдъ избавь,
Пролей мнѣвъ сердцѣумиленіе,
На путь спасенія наставь.
Да буду чуждъ своей я воли,
Готовъ для Бога все терпѣть;
Будь мнѣпокровомъ въ горькой долѣ,
Не дай въ печали умерѣть.
Ты всѣхъ прибѣжище несчастныхъ,
За всѣхъ молитвенница насъ!
О, защити, когда ужасный
Услышимъ судный Божій гласъ.
Когда замѣнитъ вѣчность время,
Гласъ трубный мертвыхъ воскреситъ,
И книга совѣсти все бремя
Грѣховъ моихъ изобличитъ!
Стѣна Ты вѣрнымъ и отрада:
Къ Тебѣ молюся всей душой.
Спаси меня, моя Отрада,
Умилосердись надо мной.
Впервые молитва сія была опубликована, безъ имени Гоголя, въ листкахъ Свято-Ильинскаго Аѳонскаго Скита въ 1894 году. Черезъ годъ историкъ А.В. Третьяковъ напечаталъ ее въ журналѣ «Русскій Архивъ» съ примѣчаніемъ, что она была сообщена ему Іеромонахомъ Гефсиманскаго Скита Троице-Сергіевской Лавры Исидоромъ, который зналъ ее отъ своего брата, камердинера въ домѣ графа А.П. Толстого, гдѣ жилъ послѣднія годы и скончался Гоголь. Эту молитву Гоголя О. Исидоръ очень любилъ и усиленно разспространялъ, даже послалъ ее Государю Александру III. Возможно, отъ О. Исидора она попала на Аѳонъ, гдѣ онъ въ то время подвизался. Жизнеописаніе О. Исидора описалъ его духовный сынъ, новомученикъ О. Павелъ Флоренскій (Соль земли. Изд. Братства Преп.Германа Аляскинскаго, Платина, Калифорнія. 1984)
«Инокъ въ міру»
Гдѣ-то на перепутьяхъ европейскихъ дорогъ въ 1845 году Гоголь писалъ своему другу, графу Александру Петровичу Толстому: «Нѣт выше званья, какъ монашеское, и да сподобитъ насъ Богъ надеть когда-нибудъ простую ризу чернеца, такъ желанную душѣ моей, о которой же и помышленье мне въ радость. Но безъ зова Божьяго этого не сделать. Чтобы пріобрѣсть право удалиться отъ міра, нужно умѣть распроститься съ міромъ... Нѣтъ, для Васъ такъ же, какъ и для меня, заперты двери желанной обители. Монастырь Вашъ - Россія!» Это письмо, названное Гоголемъ «Нужно проѣздиться по Россіи» и включенное въ книгу «Выбранные мѣста изъ переписки съ друзьями» (1847), было запрещено цензурой и не печаталось при жизни автора.
Біографамъ Гоголя осталась неизвѣстной и его попытка въ концѣ іюня - началѣ іюля 1845 года оставить литературное поприще и уйти въ монастырь. Объ этомъ, въ частности, разсказываетъ въ своихъ запискахъ Марѳа Сабинина, дочь веймарскаго православнаго священника Стефана Сабинина. По ея словамъ, Гоголь пріѣхалъ въ Веймаръ, чтобы поговорить съ ея отцомъ о своемъ желаніи поступить въ монастырь, но тотъ, видя болезненное состояніе Гоголя, отговаривалъ его и убѣдилъ не принимать окончательнаго рѣшенія.
Устремленія Гоголя къ монашескому образу жизни выражено въ конкретныхъ словахъ составленной имъ молитвы, которая содержится въ его записной книжкѣ: «Милосердія, Господи. Ты милосердъ. Прости всё мнѣ, грешному. Сотвори, да помню, что я одинъ и живу въ Тебѣ, Господи; да не возложу ни на кого, кромѣ на одного Тебя, надежду, да удалюсъ изъ міра въ святой уголъ уединенія».
Послѣднее десятилѣтіе жизни Гоголя проходитъ подъ знакомъ всё усиливающейся тяги къ иночеству. Не давая монашескихъ обѣтовъ цѣломудрія, нестяжанія и послушанія, онъ воплощалъ ихъ въ своемъ образѣ жизни. «Нищенство есть блаженство, которое еще не раскусилъ свѣтъ. Но кого Богъ удостоилъ отвѣдать его сладость и кто уже возлюбилъ истинно свою нищенскую сумку, то не продаст ее ни за какие сокровища здѣшнего мiра». Гоголь не имѣлъ своего дома и жилъ у друзей, сегодня у одного, завтра у другого. Свою долю имѣнія онъ отказалъ въ пользу матери, помогая при томъ бѣднымъ студентамъ изъ средствъ, полученныхъ за изданіе своихъ сочиненій. Оставшееся послѣ смерти Гоголя личное его имущество состояло изъ нѣсколькихъ десятковъ рублей серебромъ, книгъ и старыхъ вещей, а между тѣмъ созданный имъ фондъ «на вспоможеніе бѣднымъ молодымъ людямъ, занимающимся наукою и искусствомъ», составлялъ болѣе двухъ съ половиной тысячъ рублей.
Современники не оставили никакихъ свидѣтельствъ о близкихъ отношеніяхъ Гоголя съ какой-либо женщиной. О его церковномъ отношеніи къ послушанію говоритъ тотъ поразительный фактъ, что онъ, по совѣту своего духовнаго отца, сжегъ главы незаконченнаго труда и фактически отказался отъ художественнаго творчества. О томъ, насколько труденъ этотъ шагъ былъ для Гоголя, можно судить по его признанію въ «Авторской исповѣди»: «Мнѣ, вѣрно, потяжелей, чѣмъ кому-нибудь другому, отказаться отъ писательства, когда это составляло единственный предметъ всѣхъ моихъ помышленій, когда я все прочее оставилъ, всѣ лучшiя приманки жизни, и какъ монахъ разорвалъ связи со всѣмъ тѣмъ, что мило человѣку на землѣ, затемъ чтобы ни о чемъ другомъ пе помышлять, кромѣ труда свего».
Отраженіе духовной жизни Гоголя 1840-хъ годовъ можно найти во второй редакціи повѣсти «Портретъ» (1842). Художникъ, создавшій портретъ ростовщика, решаетъ уйти изъ міра и становится монахомъ. Пріуготовивъ себя подвижнической жизнью отшельника, онъ возвращается къ творчеству и создаетъ картину, которая поражаетъ зрителей какъ бы исходящимъ изъ нее свѣтомъ духовности. Въ концѣ повѣсти монахъ художникъ наставляетъ сына: «Спасай чистоту души своей. Кто заключилѣ въ себѣ талантъ, тотъ чище всѣхъ долженъ бытъ душою. Другому простится многое, но ему не простится». Вторая редакція «Портрета» свидѣтельствуетъ, что Гоголь вполнѣ сознательно шелъ по избранному пути религіознаго осмысленія искусства. Въ повѣсти онъ какъ бы намѣтилъ программу своей жизни. Его попытка оставить міръ лѣтомъ 1845 года, по всей видимости, не предполагала окончательнаго отказа отъ творчества, но какъ бы подразумѣвала возвращеніе къ нему въ новомъ качествѣ. Путь къ большому искусству, полагалъ Гоголь, лежитъ черезъ личный подвигъ художника. Нужно умерѣть для міра, чтобы пересоздаться внутренне, а затѣмъ вернуться къ творчеству.
Послѣ Веймара Гоголь не разъ еще пытался если не постричься въ монахи, то хотя бы приблизиться къ монастырю-въ концѣ жизни онъ собирался на Святой Аѳонъ и трижды посѣтилъ Оптину пустынь. Возможно, Гоголь имѣлъ намѣреніе остаться въ монастырѣ. Оптинскій старецъ Варсонофій разсказывалъ въ бесѣдѣ со своими духовными чадами, что незадолго до смерти Гоголь говорилъ своему близкому другу: «Ахь, какъ я много потерялъ, какъ ужасно много потерялъ...»-«Чего? Отчего потеряли Вы?»-«Оттого, что пе поступилъ въ монахи. Ахъ, отчего отчего батюшка Макарий не взялъ меня въ скитъ?» Это преданіе отчасти подтверждается свидѣтельствомъ сестры Гоголя, Анны Васильевны, которая сообщала Владиміру Шенроку, біографу писателя, что братъ ея «мечталъ поселиться въ Оптиной пустыни».
По словамъ Василія Андрѣевича Жуковскаго, настоящимъ призваніемъ Гоголя было монашество. «Я увѣренъ, - писалъ Жуковскій Петру Александровичу Плетневу въ мартѣ 1852 года изъ Бадена, получивъ извѣстіе о смерти Гоголя, - что если бы онъ не началъ свои «Мертвыя души», которыхъ окончаніе лежало на его совѣсти и всё ему не давалось, то онъ давно бы сталъ монахомъ и былъ бы успокоенъ совершенно, вступивъ въ ту атмосферу, въ которой душа его дышала бы легко и свободно».
Умиралъ Гоголь съ четками въ рукахъ. Передъ кончиной онъ дважды исповѣдался и причастился Святыхъ Таинъ, а также особоровался. Послѣдними его словами, сказанными въ полномъ сознаніи, были: «Какъ сладко умиратъ!» Наканунѣ, часу въ одиннадцатомъ, онъ громко произнесъ: «Лѣстницу, поскорѣе давай Лѣстницу!..» Подобные же слова о лѣстницѣ сказалъ передъ смертью святитель Тихонъ Задонскій, одинъ изъ любимыхъ духовныхъ писателей Гоголя, сочиненія котораго онъ перечитывалъ неоднократно.
Послѣ кончины Гоголя въ его бумагахъ были обнаружены обращеніе къ друзьямъ, наброски духовнаго завѣщанія, молитвы, написанныя на отдѣльныхъ листкахъ, предсмертныя записи:
«Молюсь о друзьяхъ моихъ. Услыши, Господи, желанья и моленья ихъ. Спаси ихъ. Боже. Прости имъ, Боже, какь и мнѣ, грѣшному, всякое согрешенiе предь Тобою.
Будьте не мертвыя, а жівыя души. Нѣтъ другой двери, кромѣ указанной Іисусомъ Христомъ, и всякiй прелазай иначе есть татъ и разбойникъ.
Помилуй меня, грѣшного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану таинственною силою неисповедимого Креста!»
Въ завещаніи своемъ Гоголь совѣтовалъ сестрамъ открыть въ деревнѣ пріютъ для бѣдныхъ дѣвицъ, а по возможности и превратить его въ монастырь, и просилъ: «Я бы хотѣлъ, чтобы тѣло мое было погребено если не въ церкви, то въ оградѣ церковной, и чтобы панихиды по мнѣ не прекращались».
Владиміръ Воропаѣвъ.
Есть мнение, что тѣло Гоголя было найдено нетлѣннымъ.
