Къ схимонахинѣ Макарiи впервые пріѣхалъ я въ Прощёное воскресеніе 1985 года. Съ той памятной для меня встрѣчи на протяженіи послѣдующихъ восьми лѣтъ нахожусь я подъ самымъ глубокимъ впечатлѣніемъ отъ ея удивительной прозорливости и необычайной силы молитвы. У Господа и Божіей Матери могла она вымолить всё, о чёмъ бы не попросила. Тогда мнѣ было трудно повѣрить, но я не только видѣлъ, но и говорилъ со святымъ человѣкомъ, пережившимъ удивительно тяжелыя, выпавшія на ее долю испытанія. Видѣлъ такую великую подвижницу, о которой прежде читалъ лишь въ Житіяхъ святыхъ.
Въ наше раціональное время Житія древнихъ святыхъ многими воспринимаются какъ полулеген-дарные. А между тѣмъ, живые разсказы о недавно почившихъ и нынѣ здравствующихъ праведникахъ, съ одной стороны, являются знаменіемъ православной вѣры, а съ другой, духовно укрѣпляютъ вѣрующихъ людей. Они служатъ яркими примѣрами для подражанія и напоминаютъ всѣмъ намъ, что дѣло спасенія души, хоть и многотрудное, но реальное и сегодня. Духовный подвигъ схимонахини Макаріи въ этомъ смыслѣ можетъ стать цѣннымъ примѣромъ для подражанія, поскольку она являетъ собой удивительно Іргую личность на нашемъ духовномъ небосклонѣ...
Не разъ пытался я разспросить о жизненномъ пути Матушки людей, которыя много лѣтъ не только знали её, но и пользовались ея гостепріимствомъ. духовной и матеріальной поддержкой. Никто изъ нихъ. къ сожалѣнію, такъ и не смогъ разсказать чего-либо существенного о Подвижницѣ. Думалось часто: нельзя допустить, чтобы этотъ великій примѣръ подражанія Христу остался въ забвеніи; какъ сдѣлать его достояніемъ гласности не только въ Россіи, но и за предѣлами нашего Отечества. А можетъ быть попытаться составить жизнеописаніе этой Божіей избранницы?
Я сталъ просить Царицу Небесную, чтобы Она благословила Матушку повѣдать о своей жизни, такъ какъ зналъ, что Подвижница всё дѣлаетъ только съ благословенія Владычицы. По-видимому, молитва эта была Ею услышана, и Матушка сама вдругъ стала разсказывать отдѣльныя эпизоды своей жизни, а я сначала по памяти, а вскорѣ послѣ этого и дословно принялся записывать всё сказанное тутъ же, при ней. По необъяснимой для меня причинѣ мнѣ посчастливилось въ теченіе многихъ мѣсяцевъ быть не только собесѣдникомъ, но и духовно близкимъ ей человѣкомъ, съ кѣмъ она могла говорить о самомъ для нее сокровенномъ. Такъ за восемь лѣтъ накопилось много записей, изъ которыхъ и составлено это жизнеописаніе.
р. Б. Геннадій, Іюнь 1993 г.
Схимонахиня Макарія родилась 29-го Мая/11-го Іюня 1926 года въ день Отданія праздника Пасхи, когда Церковь вспоминаетъ дѣвъ Ѳеодосій и праз-днуетъ икону Божіей Матери «Споручница грѣшныхъ». Родители дѣвочки 50-лѣтніе Михаилъ Артемовичъ и Ѳеодосія Никифоровна Артемьевы жили въ деревнѣ Карпово Вяземскаго уѣзда Смоленской губерніи.
На второй день послѣ рожденія, въ праздникъ Вознесенія Господня, её вмѣстѣ съ братомъ-близнецомъ рѣшено было крестить. Въ самый день рожденія будущей крестной Евдокіи, жившей въ селѣ Булгаково, гдѣ раныие находилась женская Скорбященская община, было видѣніе, изъ котораго слѣдовало, что крестить новорожденную можно только въ церкви Великомученика Георгія, что въ селѣ Кулиши и идти туда пѣшкомъ, неся младенцевъ на рукахъ. Егорьевскій храмъ, какъ его называли мѣстные жители, былъ большимъ и красивымъ, рядомъ съ нимъ стояла часовня, а вблизи протекала никогда не замерзающая рѣка.
Настоятелемъ храма былъ тогда іеромонахъ Василій, человѣкъ глубоко духовный, имѣвшій даръ прозорливости и среди жителей окрестныхъ деревень и сёлъ славившійся исцѣленіемъ душевныхъ и тѣлесныхъ недуговъ. Онъ хорошо зналъ семью Артемьевыхъ и не разъ бывалъ въ ихъ домѣ.
«Когда насъ принесли крестить, — разсказывала Матушка, — братъ былъ очень слабый. Священникъ сказалъ: «Сначала окрестимъ мальчика, потомъ дѣвочку». Отецъ Василій поторапливалъ пономаря: «Давай, давай скорѣе, мальчикъ умереть можетъ». И дѣйствительно, какъ только младенца Ивана окрестили — онъ умеръ.
Затѣмъ отецъ Василій крестилъ дѣвочку и нарекъ ей имя Ѳеодосія, что значитъ «Богомъ данная». Вынимая ребенка изъ купѣли и подавая его крестной матери на пеленку, онъ сказалъ: «Дѣвочка хорошая: жить будетъ, а ходить не будетъ».
Семья Артемьевыхъ была самой большой въ округѣ: родители, четверо сыновей съ женами и дѣтишками, шесть дочерей, одна изъ которыхъ была замужемъ, — всего двадцать человѣкъ. Жили они въ ту пору всѣ вмѣстѣ въ маленькомъ служебномъ домикѣ, который ни расширять, ни перестраивать не разрѣшалось. Въ домѣ было очень тѣсно: и посидѣть нѣгдѣ, и прилечь нѣгдѣ. «Младенцы плачутъ, дѣтишки побольше что-то лопочутъ. Маленькіе большимъ спать не даютъ, тѣ, кто поболыпе, плачутъ, какъ маленькіе. Двадцать человѣкъ, а жили какъ двое, ничего лишнего, только молитва», — вспоминала матушка Макарія.
Глава большого семейства Михаилъ Артемовичъ былъ тогда старшимъ рабочимъ на желѣзной дорогѣ. А въ молодости, какъ только женился, работалъ въ бараночной, пёкъ баранки. Его отецъ, Артемъ, въ 1890-е годы получилъ подрядъ на строительство церкви въ сосѣднемъ селѣ Тёмкино. Михаилъ также въ свободное отъ работы время трудился на этой стройкѣ: подносилъ кирпичъ, мялъ глину.
Ѳеодосія Никифоровна работала вмѣстѣ со своимъ мужемъ на желѣзной дорогѣ. Кромѣ того, она занималась портняжнымъ дѣломъ, шила одѣяла, ткала холсты, и въ домъ къ ней приходило съ заказами много людей.
Въ былые времена въ русскихъ семьяхъ маленькіе дѣти спали въ деревянной люлькѣ, похожей на корытце, которое подвѣшивалось на веревкахъ за четыре угла къ концу гибкой палки — лучку. Эта люлька покрывалась сверху пологомъ. Когда маленькая Ѳеодосія еще лежала въ люлькѣ, съ полудня до трехъ часовъ дня на лучкѣ загоралась свѣчка. Откуда она бралась — никто не видѣлъ и не зналъ. «Дѣвки, дѣвки, смотрите, опять свѣчка горитъ, — удивлялись невѣстки, — знать, дѣвочка не простая». «У тебя съ этимъ ребенкомъ что-нибудь будетъ, — говорили они Ѳеодосіи Никифоровнѣ, — и у насъ дѣти есть: что же у нихъ лампадки не горятъ — дѣти вѣдь всѣ одинаковые».
Между тѣмъ, дѣвочка быстро росла, не отставая отъ своихъ ровестниковъ. «Я рано пошла, была бойкая: всё кричала, какъ было не по мнѣ. Рѣчистая была, лопочу что-нибудь», — вспоминая, разсказывала Матушка.
Мать звали Ѳеодосіей, и младшую дочку тоже Ѳеодосіей, и чтобы ихъ различать, дѣвочку стали любовно называть Феёнушкой.
Какъ-то разъ пришла къ матери за сшитымъ одѣяломъ старуха-заказчица. Глядя на Ѳеодосію, она съ удивленіемъ произнесла: «Какая маленькая, а уже ходитъ». И затѣмъ погладила её по гопѳвкѣ и по спинкѣ. Тутъ же у дѣвочки подогнулись колѣнки, и она упала. «Что же ты не встаешь, что не ходишь?» — спросила её мать, подойдя къ лежащей на полу Ѳеодосіи. «Какъ же я буду ходить, я жъ колѣночки не могу разогнуть», — отвѣчала дѣвочка. Съ того времени у неё заболѣли ноги: день она ходила, а на другой её одолѣвалъ недугъ, случались припадки, длившіеся до четырехъ часовъ кряду. Она падала на полъ и не могла уже встать. Несчастные родители возили ребенка къ докторамъ, но леченіе результатовъ не давало, и больной ребенокъ становился обузой для большой семьи.
Всѣ работы по дому въ семьѣ Артемьевыхъ лежали на невѣсткахъ: они слѣдили за чистотой, готовили ѣду. Тѣ, кто кухарилъ, всегда недосыпали.
Вставать приходилось въ половинѣ четвертаго ночи, чтобы успѣть приготовйть пищу и накормить всѣхъ: кого передъ работой, кого передъ учебой. Ѣду готовили трижды въ день. Утромъ — два большихъ котла: одинъ — съ супомъ, другой — с овощами. Въ завтракъ, обѣдъ и ужинъ за столъ садились по очереди: сначала ѣлъ отецъ, четверо сыновей и невѣстки, затѣмъ садились мать и всѣ дочери и послѣ всѣхъ кормили маленькихъ. Въ домѣ было сытно, на столъ ставили одну большую чашку съ супомъ или щами и изъ неё всѣ черпали своими ложками.
Ѳеодосіи же за столомъ мѣста не находилось, и вспоминали о ней въ послѣднюю минуту. Больная и голодная дѣвочка ползала подъ столомъ и рада была найденной корочкѣ хлѣба, оброненной кѣмъ-то. «Они меня не жалѣли и кормить не хотѣли, чтобы я умерла. До того меня сморили, что я еле ползала — не знаю, какъ жива осталась», — вспоминала Матушка. Ей не было еще и двухъ лѣтъ, когда голодная она полѣзла въ чугунокъ, чтобы найти поѣсть чего-нибудь, но опрокинула его на себя, а тамъ былъ кипятокъ. Въ другой разъ хотѣла достать изъ чугунка картошину, сунула руки въ горячую воду — и обварила ихъ.
Схимонахиня Макария | ПЕРВАЯ НАСТАВНИЦАДомашніе не разъ говорили дѣвочкѣ: «Хоть бы тебя Господь прибралъ». «Ну что ты сидишь въ уголкѣ?» — бывало спроситъ её мать. — «Мамочка, у меня теперь ножки не выпрямляются», — отвѣчала дѣвочка. До трехъ лѣтъ она хоть и плохо, но все же ходила, а когда чувствовала, что не могла стоять, тогда за стѣнку держалась. А съ трехъ годовъ, по словамъ Матушки, она «не ходила ни капли».
И послѣдующіе обращенія къ докторамъ никакихъ результатовъ не давали. Послѣдней надеждой оставались столичные медики. «Я просила врачей: «Вы мнѣ полечите ножки, чтобы я ходила! Что же вы не лечите?» Они меня на рукахъ всё носили и говорили съ жалостью: «Феёнушка, какая же ты хорошая дѣвочка, только ножки не ходятъ».
Испытавъ, казалось, всѣ возможности, родители повезли дѣвочку къ отцу Василію, который её въ свое время крестилъ и произносилъ о ней пророчество, что дѣвочка ходить не будетъ. «Поздно пріѣхали, — горестно сказалъ онъ. — Если бы привезли дѣвочку ко мнѣ сразу, тогда можно было бы её вылечить». Онъ говорилъ о духовномъ леченіи, но въ происшедшемъ усмотрѣлъ особый Божій промыселъ о Ѳеодосіи. Къ тому времени ноги у неё перестали разгибаться совсѣмъ, и она уже никогда въ своей жизни не встала на нихъ.
Когда семья Артемьевыхъ укладывалась спать въ своемъ тѣсномъ домишкѣ, почти всѣ постели стелили на полу, а мѣсто больной дѣвочки было подъ кроватью. Тамъ она теперь не только спала, но и проводила болыиую часть дня. «Я только подъ кроватью и сидѣла, — разсказывала Матушка, — мнѣ никуда выйти не давали. То ребятишки обидятъ меня, то большіе, мать иногда наподдастъ: «Уползай съ дороги». А мнѣ обидно, вѣдь не просидишь подъ кроватью всё время».
Когда приходилъ съ работы отецъ, онъ вытаскивалъ дочку изъ-подъ кровати, выносилъ её въ садъ, гдѣ росли клубника, яблоки и сливы, и угощалъ фруктами. «Я часто плакала горькими слезами, просила у него конфеточекъ, — вспоминала Матушка. — Отецъ скажетъ: «У меня денежекъ нѣтъ».
— А дѣвки получаютъ?
— А дѣвки ребятишкамъ то пеленочки купятъ, то еще что.
— «Ну, папочка, родненькій! — соглашалась дѣвочка, — я утру слезки, не буду плакать. А ты дѣтишекъ возьми изъ люльки, меня положи туда немножко полежать, я же больная». Побыть въ люлькѣ было большимъ утѣшеніемъ для дѣвочки, которая видѣла въ своей еще короткой безрадостной жизни такъ мало ласки и теплоты.
Михаилъ Артемовичъ хорошо игралъ на гармошкѣ, и нерѣдко по воскреснымъ и праздничнымъ днямъ его просили поиграть на гуляньяхъ въ Дубровкахъ. Жена, Ѳеодосія Никифоровна, кромѣ церкви нигдѣ не бывала, въ свободное отъ работы время она хлопотала по дому, занималась дѣтьми и внуками.
Случалось, отецъ Ѳеодосіи говаривалъ домо-чадцамъ: «Нынчѣ я не пойду на вечерокъ въ гармонь играть». И обращаясь къ дочери и невѣсткамъ, добавлялъ: «Дѣвки, сегодня и вы сидите дома — я буду Библію читать». Послушать Священное Писаніе приходили и сосѣди.
Михаилъ Артемовичъ сажалъ Ѳеодосію къ себѣ на колѣни и начиналъ вслухъ читать Библію. «Хоть и маленькая была, — съ улыбкой вспоминала Матушка, — а читаетъ отецъ Евангеліе — я ушки навострю».
Глубоко западали въ чистое дѣтское сердцѣ богодухновенныя слова Святой книги. Не понимая многаго изъ читаемаго отцомъ, маленькая Ѳеодосія уразумѣла, что Богъ всегда помогаетъ людямъ, и поэтому молила Его о помощи. «Боже, Боже, сшей мнѣ сапожки», — обращалась она ко Всевышнему съ наивной просьбой, такъ какъ не было у неё обувки и ножки мерзли. Сидя подъ кроватью, дѣвочка, которой не исполнилось еще и двухъ годковъ, умиленно пѣла: «Застунница усѣмъ, усѣмъ», т.е. «всѣмъ, всѣмъ». Мать, бывало, подойдетъ къ ней и скажетъ: «Ну что ты, косматочка моя, надо пѣть «Заступнице Усердная». — «Мамочка, я молюсь еще: «Господи, Господи, буди со мною», — отвѣчаетъ Ѳеодосія. Въ неполныя три года она уже знала «Отче нашъ» и «Богородице Дѣво, радуйся...»
Вскорѣ семья Артемьевыхъ перебралась въ другой, холодный, но большой домъ, который прозвали «казармой». Въ этомъ домѣ были комнаты на четыре семьи и столовая для рабочихъ. Неподалёку отъ «казармы» располагался карьеръ, гдѣ проходили «трудовое воспитаніе» разогнанныя изъ монастырей монахини. Артемьевы подкармливали ихъ, а тѣ, въ свою очередь, помогали имъ по хозяйству.
Одну изъ инокинь Михаилъ Артемовичъ и попросилъ ухаживать за больной дочерью. «Монашка, бывало, начнетъ читать молитвы, 17-ю каѳизму Псалтири, Евангеліе и меня на колѣночки поставитъ», — вспоминала Матушка.
Когда Ѳеодосіи было два года и три мѣсяца, произошло событіе, оставившее замѣтный слѣдъ въ ея жизни. Дѣвочка сидѣла на полу, на подостланномъ одѣялѣ, а мать — на лавкѣ. Неожиданно въ комнату заглянулъ неизвѣстный человѣкъ лѣтъ 50-55. Только отворилъ дверь, онъ тутъ же спросилъ маленькую Ѳеодосію: «Есть ли у васъ иконы?» — «А какъ же, — удивленно отвѣчала она, — и здѣсь, и въ другой комнатѣ. Вотъ икона Святой Троицы, вотъ — Спасителя, вотъ — Святой мученицы Варвары. И лампадочка у насъ красивая...»
Пришедшій былъ въ какомъ-то халатѣ съ фартукомъ, голова не покрыта, съ бородкой.
— Я — печникъ, — сказалъ онъ.
— Нѣтъ, ты не печникъ, — возразила дѣвочка, — а батюшка. Ты меня спаси, у меня ножки не ходятъ!
— Терпи — такъ угодно Господу, — разъяснилъ пришедшій. Потомъ онъ подошелъ къ Ѳеодосіи, накрылъ её епитрахилью, прочелъ молитву и сталъ что-то говорить ей на ушко. Тутъ подошла мать, взяла дѣвочку на руки и понесла её на кухню.
«Печникъ» пошелъ за ними. Онъ селъ у печи на лавку и сталъ говорить матери, чтобы дѣвочку больше по врачамъ не возили и не отдавали въ пріютъ, какъ совѣтовали имъ нѣкоторые знакомые.
Когда «печникъ» сидѣлъ на лавкѣ, полы его верхней одежды разошлись и изъ-подъ нея Ѳеодосія увидѣла свѣтящееся одѣяніе, отъ котораго разливался удивительный неземной ароматъ. Уходя онъ сказалъ: «Выучи молитву преподобному Тихону Калужскому». (Основанная имъ Тихонова пустынь отъ ихъ деревни была километрахъ въ ста.)
Схимонахиня Макария | Юная затворница«Я съ малолѣтства никакого утѣшенія не видѣла. Сестры нарядятся въ кофточки, а я въ грязи. Мнѣ противъ сестеръ было обидно. Всѣ вышитые, приглаженные, одна я замарашка. Я заморышъ была: тоненькая, лохматая, грязная, меня въ рѣчкѣ не отмоешь, — неоднократно съ горечью вспоминалаМатушка о своемъ безрадостномъ дѣтствѣ. — Стала подрастать немножко, больная была, да меня дюже обижали ребятишки. Я боялась всѣхъ».
Видя это, отецъ какъ-то и говоритъ: «Давай-ка её отгородимъ». Онъ принесъ домой доски, а Ѳеодосья рѣшила, что онъ хочетъ сдѣлать для неё гробикъ: «Собьетъ, въ оврагъ отнесетъ и похоронитъ. Я испугалась, лежу какъ деревянная, — вспоминала Матушка, — а онъ спрашиваетъ: «Кто тебя напугалъ?» — «Ты напугалъ», — и разсказала ему о томъ, что подумалось ей.
Такъ была устроена первая келейка для будущей подвижницы. Уже тогда не знала она никакого веселья, никогда не играла ни съ дѣвочками, ни съ мальчиками.
Одинъ разъ, когда деревенскія дѣвушки собрались водить хороводъ, мать зоветъ её:
— Ну, лохматая, пойдемъ, посмотримъ.
— У меня ножки не ходятъ, — отвѣчаетъ ей дѣвочка.
— Я тебя на руки возьму.
Мать сѣла на лавку, посадила больную Ѳеодосію на колѣни. Дѣвушки завели хороводъ, запѣли пѣсню «Зеленъ туманъ при долинѣ». Услышавъ пѣніе, дѣвочка соскользнула съ колѣнъ матери и быстро-быстро уползла въ домъ, подъ кровать и занавѣсилась подзоромъ.
Изъ всѣхъ невѣстокъ жалѣла Ѳеодосію жена средняго брата бездѣтная Софія. Это имя дѣвочка выговорить тогда не могла и называла её просто «Софкой» или «нянькой Софкой».
Однажды, когда дѣвочкѣ было три года, Софія принесла её въ церковь. Послѣ окончанія литургіи обнаружилось, что Ѳеодосія исчезла. Софія обыскала всѣ уголки храма, но дѣвочку не нашла. И ей ничего не оставалось, какъ обратиться къ священнику: «Какъ хочешь, батюшка, а ищи дѣвочку въ алтарѣ». «Тамъ онъ меня и нашелъ спящей подъ престоломъ, по торчащей ножкѣ нашелъ. Тамъ завѣшано, я туда забралась и заснула, спать очень хотѣлось, — разсказывала матушка Макарія и добавляла, — Господь мнѣ дорогу не преградилъ, а имъ глаза ослѣпилъ». Какъ извѣстно, по церковнымъ правиламъ къ престолу, на которомъ невидимо присутствуетъ Господь, могутъ прикасаться лишь священнослужители.
Когда Ѳеодосіи не было еще полныхъ четырехъ лѣтъ, она рѣшила помыть въ рѣчкѣ ножки. Заползла дѣвочка на самый край деревянныхъ мостковъ, съ которыхъ обычно полоскали бѣлье. Доски были подгнившія, подломились и она упала въ воду. На берегу собрались люди: кто молится, кто причитаетъ и убивается. Прибѣжала мать Ѳеодосіи, скорѣе отъ испуга, что могутъ привлечь къ отвѣту, вѣдь всѣ въ деревнѣ знали, что къ дѣвочкѣ относились плохо.
Двоюродная сестра Ѳеодосіи по материнской линіи полѣзла въ воду и достала утопленницу за волосы. Безжизненное тѣльце несчастной дѣвочки здѣсь же положили на принесенную кѣмъ-то простыню и принялись откачивать. Наконецъ она подала первыя признаки жизни.
Прибѣжавшій на крикъ сосѣдъ Артемьевыхъ. Антонъ Семеновичъ завернулъ ребенка въ простыню и, прижавъ её къ себѣ, понесъ въ свой домъ, говоря матери: «У васъ нѣтъ за ней никакого ухода, а она должна жить долго».
Антонъ Семеновичъ былъ поваромъ въ кремлевскомъ Чудовомъ монастырѣ. Но когда монастырь закрыли, монаховъ и служащихъ разогнали — и поваръ пріѣхалъ въ родную деревню, гдѣ жилъ черезъ домъ отъ Артемьевыхъ съ женой и двумя сыновьями.
Въ амбарѣ (а былъ онъ въ крестьянскомъ хозяйствѣ однимъ изъ самыхъ чистыхъ мѣстъ, гдѣ въ закромахъ хранилось зерно) у Антона Семеновича висѣло много хорошихъ иконъ и нарядныхъ лампадъ, также стояло болыное, отъ пола до потолка, Распятіе. А на табуретѣ лежала огромная, вѣсомъ полтора пуда, старинная Библія въ кожаномъ переплетѣ съ мѣдными застежками, которую онъ привезъ изъ Чудова монастыря.
«Дѣдушка Антонъ» или «Антоній Великій», какъ называла его Ѳеодосія по имени святого, которое онъ носилъ, по ночамъ молился въ своемъ амбарѣ. Иногда говорилъ онъ и ей: «Ну, невѣста Христова, что запечалилась, становись со мной на молитву». «Я, маленькая, на колѣночкахъ стою, вся замерзну», — разсказывала Матушка. Часто приходилъ къ Антону мѣстный священникъ, служилъ въ амбарѣ и причащалъ Ѳеодосію.
Въ домѣ у Антона Семеновича дѣвочѣ жилось хорошо и сытно, всегда были лепешки. Ей купили платьице, полусапожки. Хозяйка дома Аксинья ухаживала за Ѳеодосіей и нерѣдко клала её отдохнуть на свою кровать. Когда всѣ уходили изъ дома, дѣвочку запирали въ амбарѣ, гдѣ она молилась, а по возвращеніи забирали её въ домъ.
Уже въ раннемъ дѣтствѣ у Ѳеодосіи появились первые признаки прозорливости. Однажды Антонъ Семеновичъ сѣлъ на лавку, забылся сномъ и не проснулся. Думали, что онъ умеръ, а дѣвочка сказала хозяйкѣ: «Тетя Аксюта, вы его не трогайте, а положите на кровать, онъ поспитъ три дня и самъ проснется». Такъ и случилось: черезъ три дня «дядя Антонъ» проснулся и послѣ этого словно получилъ откровеніе, сталъ еще болѣе прилежнымъ ко всѣму духовному. Своимъ домочадцамъ онъ говорилъ, что «время наступаетъ нехорошее (началась «безбожная» пятилѣтка, во время которой планировалось покончить съ религіей), говорилъ, что надо больше молчать и очень много молиться. А Михаилу Артемовичу прямо сказалъ: «Изъ твоей дочери можно сдѣлать божественнаго человѣка».
Хоть и жилось Ѳеодосіи хорошо въ домѣ Антона Семеновича, но она всё же скучала по матери, поэтому её носили домой. Такъ она и проживетъ нѣсколько лѣтъ въ двухъ домахъ до тѣхъ поръ, пока къ сосѣдкѣ не пріѣдутъ на постоянное жительство ея сестры. И спокойная жизнь въ этомъ домѣ съ той поры нарушится.
Схимонахиня Макария | ДОБРЫЙ БАТЮШКАЧаще всего большая семья Артемьевыхъ ѣздила причащаться въ церковь села Кикино, которое было значительно ближе къ нимъ. Брали съ собой и Ѳеодосію. «На колѣночкахъ всю службу простою, — вспоминала Матушка, — а отецъ Иванъ подойдетъ и скажетъ: «На тебя жалко смотрѣть, какъ ты хорошо молишься». Мать часто говорила больной дѣвочкѣ:
«Вотъ ты бѣдовая, у тебя Матерь Божія ножки и отняла». А въ кикинской церкви была большая икона Богоматери «Всѣхъ скорбящихъ радосте». Однажды Софія принесла дѣвочку въ храмъ и посадила на скамейку. Ѳеодосія сползла на полъ, добралась до этой и иконы, ухватилась за ея край руками и горько плакала, такъ что у всѣхъ бывшихъ въ храмѣ людей на глаза невольно навертывались слезы. Изъ алтаря вышелъ настоятель, взялъ дѣвочку на руки и сталъ утьшать её, говоря, что Царица Небесная ни у кого ножекъ не отнимаетъ. «У тебя они просто больные, — сказалъ онъ, — такъ больше не говори, а то Она можетъ обидѣться». Послѣ совершенія Литургіи священникъ, придя къ Артемьевымъ, вразумлялъ отца и мать, чтобы никто и никогда не говорилъ дѣвочкѣ о ея болѣзни. А она просила еще, чтобы убѣдилъ родителей не звать её больше Феёнушкой. Послѣ этого всѣ домашніе называли её только полнымъ именемъ.
Софія часто носила дѣвочку въ церковь: сама пріодѣнется, Ѳеодосію попригляднѣе одѣнетъ и несетъ ее въ храмъ. «Я церковь очень любила, и какъ увижу батюшку, хочетъ онъ или нѣтъ, уцѣплюсь ему за шею и крѣпко-раскрѣпко поцѣлую, — разсказывала матушка Макарія. — Батюшка Иванъ меня чуть ли не съ крестомъ встрѣчалъ, просфоръ всѣ карманы напихаетъ. Возьметъ меня на руки и понесетъ въ алтарь. Люди говорятъ: «Что это такая за дѣвочка, что её въ алтарь носятъ». Какъ извѣстно, по церковному правилу дѣвочекъ въ алтарь пускать не дозволяется.
Онъ очень любилъ со мной поговорить. А то домой затащитъ, на широкую лавку посадитъ, чтобы мнѣ удобнѣе было. Я боялась: онъ какъ огнемъ пылалъ — такой свѣтъ отъ лица былъ. Я бы поѣла, но боялась до смерти. Я даже на него лишній разъ глядѣть боялась». Судя по всѣму, отецъ Иванъ догадывался объ особыхъ небесныхъ дарахъ Ѳеодосіи и ея избранничествѣ. Самъ же онъ умеръ какъ праведникъ въ день Свѣтлаго Христова Воскресенья, въ своемъ храмѣ, въ полномъ священническомъ облаченіи.
«Я незнамо какъ молилась Матери Божіей и просила: «Исцѣли меня отъ болѣзни, прости меня, если я грѣшная». Плакала, просила Царицу Небесную, а Она явилась мнѣ во снѣ и говоритъ: «Что ты плачешь, что ты убиваешься? Ну, что теперь дѣлать, разъ ножки не ходятъ». Я молитву Ангелу Хранителю никакъ не могла запомнить и очень плакала. «Ладно, буду тебя учить», — сказала Матерь Божія. Я такъ запоминала: увижу Её во снѣ, Она скажетъ: «Давай почитаемъ. Я буду читать, а ты запоминай». Она два раза прочтетъ — и я запомню. Она въ память мнѣ всё уложила, и я стала читать, какъ по лѣсенкѣ. «Теперь ты никогда не забудешь», — сказала Царица Небесная дѣвочкѣ, которой было въ ту пору пять лѣтъ.
Тогда же врачи хотѣли сдѣлать ей операцію и нарастить жилы на ногахъ, чтобы они могли разгибаться. Въ больницѣ Ѳеодосію подготовили къ операціи, сдѣлали наркозъ, хирургъ взялъ въ руки скалыіель, но черезъ мгновеніе въ ужасѣ отпрянулъ со словами: «О, Господи, прости». Пришедшаго въ себя доктора стали спрашивать, что случилось, почему онъ не дѣлаетъ операцію. — «Небесная стража стоитъ и не отступаетъ». Ему грозно было сказано, что это дитя нельзя трогать. Въ больницѣ пролежала Ѳеодосія съ Рождественскаго поста и до лѣта, а потомъ её выписали.
Ей было около семи лѣтъ, когда ея ноги до самыхъ колѣнъ покрылись язвами. Дѣвочка взывала къ Матери Божіей и Симеону Богопріимцу о помощи. «И вот подъ Воздвиженіе лежу, прошу Матерь Божію: «Пришли какого-нибудь угодничка, чтобы хоть половину ранъ снялъ».
Была свѣтлая лунная ночь, двѣнадцать часовъ пробило. Смотрю, кто-то въ свѣтлыхъ одеждахъ отодвинулъ стекло въ окнѣ и крикнулъ мнѣ: «Матушка Ѳеодосія, скажи матери, чтобы она сходила на огородъ, сломала капустныя листики и положила тебѣ на ножки». А у насъ такая большая капуста была, — говорила она, — что листомъ ножку можно было два раза обернуть. Сдѣлали, какъ было сказано, я три дня спала — и ножки зажили. Вотъ такую маленькую, а уже Матушкой называли», — добавила она.
Схимонахиня Макария | ЛЕТАРГИЧЕСКІЙ СОНЪ«Когда пришло время идти въ школу, какъ же я плакала, до боли въ сердцѣ, — вспоминала матушка Макарія. — Всѣ мои ровестники пошли въ школу, а я больная. Я, какъ увижу учительницу, кланяюсь ей въ ноги: «Миленькая, возьми меня учиться». А потомъ обратилась къ Матери Божіей: «Владычица, зачѣмъ Ты меня оставила, я же буду неграмотная. Матерь Божія, научи меня всѣму небесному. Ты же не хочешь, чтобы я осталась темной».
Въ восемь лѣтъ въ жизни Ѳеодосіи произошло событіе, измѣнившее всю ея дальнѣйшую судьбу. Однажды, какъ обычно, она заснула, а на слѣдующее утро, когда её стали будить, не добудились. Рѣшили, что наконецъ-то Господь услышалъ ихъ молитвы и призвалъ её къ Себѣ. Отецъ отвезъ дѣвочку въ больницу, гдѣ её осмотрѣли и сказали: если черезъ четырнадцать дней не проснется, тогда дѣйствительно умерла. Такъ, особымъ смотрѣніемъ Божіимъ, Ѳеодосію сразу не похоронили и не сдѣлали вскрытія, а положили тѣло въ мертвецкую.
Дѣвочка не умерла, а погрузилась въ летаргическій сонъ. Въ тѣ дни, когда ея тѣло, холодное и бездыханное, лежало рядомъ съ покойниками, душа пребывала въ загробномъ мірѣ. Ангелъ-хранитель показывалъ ей райскія обители.
«Въ раю всегда тепло, всегда солнце, — разсказывала Матушка о томъ, что увидѣла такимъ чудеснымъ образомъ почти шестьдесятъ лѣтъ тому назадъ, и воспоминанія ея о Горнемъ мірѣ были удивительно свѣжи и ярки. — Тамъ и солнце не такое, какъ здѣсь, оно большое-большое. И цвѣты цвѣтутъ всякіе, есть и небесные, есть и такіе, какъ на землѣ. Трава тамъ зеленая, красивая, и всѣ дорожки ровныя и чистыя. Сады очень хорошіе, и яблоки сладкіе. Они очень-очень красные и словно медомъ налитые. Птички на деревьяхъ и маленькія, и большія, — подумаешь, что люди поютъ, а это птицы».
Когда Ангелъ собирался ей показать въ райскихъ селеніяхъ что-то новое, то сажалъ её себѣ на спину и пояснялъ, куда они полетятъ. Показалъ онъ Ѳеодосіи чертогъ, гдѣ пребываетъ Самъ Христосъ, и гдѣ самый сильный свѣтъ въ раю. Вокругъ чертога — высокая ограда, когда же открывались ея врата, то словно звонили колокола. Со Христомъ за этой оградой могли находиться лишь самые близкіе къ Нему: Богоматерь, Іоаннъ Предтеча, Святитель Николай...
Ангелъ-хранитель показалъ Ѳеодосіи и огромный, весь словно золотой и прозрачный храмъ. «Тамъ чертогъ большой поставленъ, что нельзя опредѣлить. сколько въ немъ мѣста, — разсказывала она, — чтобы всѣ праведники зашли въ этотъ чертогъ на службу. А въ алтарѣ того храма престолъ, на немъ Евангеліе и Крестъ. Отъ престола вода такъ и течетъ, такая серебристая. По нашему съ одиннадцати ночи собираются въ чертогъ всѣ священники со Христомъ во главѣ и на небѣ совершается великое таинство. Священники тамъ служатъ въ такихъ же облаченіяхъ, какъ и на землѣ. Ангеловъ въ той церкви много и всѣ служащіе — съ кадилами. А поютъ они такъ красиво и громко, что и передать нельзя. Дѣвочка спрашивала:
— А почему здѣсь въ церкви нѣтъ иконъ?
— А зачѣмъ намъ иконы, — слышала она въ отвѣтъ, — когда мы всѣ тутъ живые.
— А когда мы пойдемъ на службу въ церковь? — обращалась она къ Ангелу-хранителю.
— Тебѣ еще рано. Вотъ когда будешь здѣсь второй разъ, тогда и пойдемъ.
Вокругъ себя она видѣла множество ангеловъ въ бѣлыхъ, розовыхъ, желтыхъ одеждахъ. Когда они подлетали, то сжимали свои крылья и прятали ихъ подъ одеждой и ничѣмъ уже не отличались отъ людей. «А архангелъ Михаилъ — главнѣе всѣхъ. Онъ работу имѣетъ грозную, а видомъ не грозный и ходитъ большей частью въ красномъ одѣяніи, — продолжала свой разсказъ матушка Макарія. — Онъ такой красивый-красивый, глядѣла бы на него и не наглядѣлась. Они всегда втроемъ: архангелъ Михаилъ, Гавріилъ и Рафаилъ. Ростомъ архангелы не особо большіе. Одежды у нихъ длинные, будто шелковые, вѣтромъ колышатся. Всѣ они кучерявые, незнамо какіе, на головѣ ленточка, сзади завязана, а кончики свисаютъ. Гуляютъ они на главномъ дворѣ.
Повѣдала она и о тѣхъ, кто удостоился за свою праведную жизнь пребывать въ раю. «Тамъ всѣ молодые, радостные, красивые, стариковъ нѣтъ. Матерь Божія одинъ разъ скажетъ, кому и какія одежды шить. И на одеждахъ у нихъ надписи большими буквами: слѣва — небесный чинъ, а справа — имя.
Мы здѣсь нетерпѣливые, а тамъ, на небѣ, только радости текутъ. Ту красоту не сравнишь съ нашей жизнью. Въ Небесномъ Царствѣ есть обители, какъ у насъ монастыри, подрядъ стоятъ и настроено ихъ столько, что не сосчитать никогда. И звонъ тамъ никогда на прекращается. Живутъ тамъ въ маленькихъ домикахъ со словно стеклянными окнами, но безъ рамъ. Народу тамъ, незнамо сколько, сколько построекъ — какъ пройдешь — удивишься. А какъ тамъ свѣтло, какъ красиво!»
Самая же красивая среди всѣхъ — Матерь Божія. Она то въ голубыхъ, то въ розовыхъ, то въ темно-красныхъ одеждахъ. Къ Ѳеодосіи приходила Она, и съ Ней были Іоаннъ Креститель, Илья Пророкъ, Николай Чудотворецъ и Святая Екатерина. А нѣсколько разъ около Неё былъ Тихонъ Калужскій. «Онъ зналъ тогда, — поясняла Матушка, — что я буду Тихоной зваться и меня приноравливалъ». Но въ Царствіи Небесномъ Матерь Божія находилась меньше, всё болѣе пребывала Она на землѣ, гдѣ помогала тѣмъ, кто Её молилъ о помощи.
Душу умершаго человѣка берутъ три ангела: одинъ исповѣдуетъ, другой причащаетъ, третій несетъ на небо. Всѣ, кто поступаютъ туда съ земли — подъ надзоромъ, и ангелы-хранители ихъ охраняютъ. За новопреставленнымъ они слѣдятъ до сорокового дня, чтобы никуда не забрелъ. И вотъ, подходитъ сороковой день, когда опредѣляется, куда пойдетъ душа. «Интересно, — разсказывала съ улыбкой Матушка, — какъ судъ идетъ, какъ и другіе ангелы собираются къ тому, у котораго душа, надъ которой вершится этотъ судъ и какъ они сообща заступаются за ту душу».
Видѣла Ѳеодосія и нѣкоторыя мытарства. «Тѣ, кто не будетъ спасенъ, туда идутъ, гдѣ «черные» обитаютъ», — поясняла она.
— Я боюсь, — говорила дѣвочка Ангелу-хранителю. Но тотъ её успокаивалъ:
— Тебѣ нѣчего бояться, я всегда съ тобой. Запомнила она одно изъ мѣстъ мученія грѣшниковъ. Оно словно длинный и мрачный коридоръ безъ конца и края, гдѣ въ комнатахъ-нишахъ томились и рыдали несчастные. Видѣла она и «смертное поле» — долину, которую глазомъ не окинешь, и разсказывала, какъ сидятъ тамъ на льду молочницы, доливавшія воду въ молоко, и отдѣляютъ молоко отъ воды.
«Я тамъ побыла полъ дня, — разсказывала матушка Макарія, — а Матерь Божія меня уже ищетъ: «Гдѣ моя мученица?»
Когда Ѳеодосія была въ раю, то она очень плакала и просила Царицу Небесную исцѣлить ей ножки или оставить её тамъ. Матерь Божія сказала, что здѣсь она не останется, а пригодится на землѣ. «А я не оставлю тебя», — пообѣщала Она Ѳеодосіи.
Передъ тѣмъ, какъ проснуться, дѣвочка видѣла, какъ къ ея бездыханному тѣлу подошли два ангела, каждый съ кувшинчикомъ, и одинъ спросилъ другого:
— Какую воду дадимъ ей, живую или мертвую?
— Живую, — отвѣчаетъ Ангелъ-хранитель.
— А какъ ты ей дашь живую воду?
— Я самъ волью её.
И послѣ этого тѣло дѣвочки стало теплѣть, и она пробудилась. Нагая она доползла до двери и съ большимъ трудомъ выбралась на волю. Увидѣвшіе её люди пришли въ ужасъ.
«Воскресшую изъ мертвыхъ» дѣвочку родители повезли причастить въ церковь всё къ тому же отцу Василію, предсказавшему ея судьбу. Въ этотъ день батюшка исповѣдалъ Ѳеодосію и говорилъ съ ней полтора часа, а она смиренно стояла на колѣночкахъ и плакала. Ждавшіе своей очереди люди говорили другъ другу: «Маленькая, а такая грѣшная, разъ батюшка её такъ долго исповѣдуетъ». Между тѣмъ, онъ наставлялъ юную избранницу Божію, какъ ей слѣдуетъ жить, какъ молиться, какъ отца и мать почитать.
Схимонахиня Макария | ЮНАЯ ПОМОЩНИЦАТеперь уже Михаилъ Артемовичъ всё чаще говорилъ о дочери: «Этого ребенка надо божеству учить. Пусть она божествомъ наслаждается, а мы —веселіемъ». «Я росла, никакихъ пѣсенъ не знала, меня отъ всего этого удаляли, — говорила Матушка. — Отецъ даже никогда мнѣ не показывалъ, какая есть гармонь. «Разъ ты такая больная, такъ для чего тебѣ это, ты будешь взрослая, будешь по гармони скучать». Ему вторила мать: «Ты, никуда не годная, молись Богу, Онъ тебѣ во всёмъ будетъ помогать».
«Отецъ никогда плохимъ словомъ мать не называлъ, только всё повторялъ: «Фенюшка моя, поди я тебя поцѣлую». А я отцу: «У тебя одна Фенюшка счастливая, а другая несчастная, ты бы меня лучше несчастную поцѣловалъ», — разсказывала Матушка. Не только въ дѣтствѣ, но и въ послѣдующей жизни не видѣла она ни ласки, ни утѣшенія.
Дѣти въ семьѣ Артемьевыхъ росли въ строгости и каждый день подолгу стояли на молитвѣ на колѣняхъ. «Зовутъ меня на молитву, — вспоминала она, — сама я грязненькая, голова не расчесанная. Становлюсь на колѣночки, на колѣночкахъ молюсь. Съ четырехъ часовъ утра молилась въ одной рубахѣ и ножки разутыя.
Матери Божіей я молилась разутая ли, раздѣтая, простоволосая была, голодная, а всё молілась. Она меня жалѣетъ, а я говорю: «Матерь Божія, у насъ маленькихъ много, совсѣмъ маленькихъ дѣтей, имъ тоже холодно, крошечекъ жалко». Отецъ увидитъ и говоритъ:
— Что ты дрожишь?
— А ножки замерзли, — отвѣчаю ему.
Онъ на мать сердится: «Ахъ ты какая, у ребенка ножки замерзли, хоть бы ты коврикъ постелила».
Когда старшіе уходили или уѣзжали изъ дома, младшихъ дѣтей оставляли на попеченіе Ѳеодосіи. Да и по хозяйству она немало помогала матери: сучила нитки, вязала, была смышленой, всё схватывала на лету, хотя её спеціально никто не училъ. «Я была молоденькая, верткая, худенькая, — вспоминала она, — самоваръ къ спинѣ привяжу и ползу на рѣку чистить. Бѣлье съ матерью полоскала, а восьми годовъ корову доила. Мнѣ скажутъ: «Возьми уздечку, дай коровѣ хлѣбушка, голову ей нагни, уздечку одѣнь и къ загородкѣ привяжи, чтобы не мотала головой. И корова стояла, хоть бы шелохнулась. А я молодая, руки крѣпкія, доила хорошо и быстро. По цѣлому ведру надаивала и въ вымени не оставляла. Очень любила козляточекъ и ягняточекъ, и за ними ходила. Я только думала: «Господи, какая я несчастная, ходила бы за скотинкой, никуда бы её не отдала. Какъ любила я ихъ, сколько я ихъ разъ поцѣлую».
По-разному складывались у Ѳеодосіи отношенія со сверстниками. Лицомъ была она тогда пригожая: волосы черные и густые, а глаза голубые-голубые. Вотъ только ноги не ходили, не разгибались. Дѣвочки дразнили её: «Тебя замужъ никто не возьметъ». На это она отвѣчала: «Ваши женихи съ ножами и палками, а мой женихъ — съ кадиломъ да крестомъ». Такъ говорила она о Христѣ.
«Я была отчаянная, бѣдовая: они на ногахъ, а я на колѣнкахъ ихъ перегоню», — вспоминала Матушка. Тѣмъ не менѣе, каждую минуту чувствовала Ѳеодосія большое неудобство отъ болѣзни. «Я всё время плакала: то ногу на что наткну, то обожгу о крапиву». Отецъ смастерилъ дочери колясочку, на которой её возили теперь въ церковь. Мать же брала её съ собой и на чьи-нибудь похороны. Въ этомъ случаѣ дѣвочка захватывала съ собой тотъ или иной гостинецъ или игрушку. На похоронахъ всегда оказывались дѣти, они просили у матери Ѳеодосіи покатать больную дѣвочку, а та одаривала ихъ. Сидитъ такъ она въ колясочкѣ, поетъ молитвы или духовныя стихи.
Однажды, когда ей было десять лѣтъ, весь день пѣла она заупокойныя стихи, а мать её и спрашиваетъ:
— Что это ты все заупокойное поешь?
— А Аксютка (сестра) умерла.
— Почему ты знаешь, намъ вѣдь не сообщили. Въ тотъ вечеръ дѣйствительно принесли телеграмму съ сообщеніемъ о смерти сестры.
О внутренней жизни Ѳеодосіи мало кто догадывался. Уже въ дѣтствѣ ей было открыто то, до чего великіе христіанскіе подвижники доходили послѣ долгой и упорной работы. До одиннадцати съ половиной лѣтъ небожители являлись ей во снѣ и учили, какъ слѣдуетъ освящать воду и масло и какія молитвы при этомъ необходимо произносить. «Я была памятливая и бойкая — всё и перенимала», — говорила она о себѣ.
И лишь тогда Царица Небесная разрѣшила Ѳеодосіи принимать народъ и исцѣлять ихъ душевныя и физическія недуги. Тогда же Она стала являться больнымъ и сообщала имъ, чтобы они шли къ Ѳеодосіи, отъ которой они получатъ исцѣленіе. Люди приходили въ домъ къ Артемьевымъ и, увидѣвъ еще совсѣмъ маленькую дѣвочку, говорили съ удивленіемъ, а чаще съ недовѣріемъ: «Маленькая, худенькая и будешь намъ помогать?..» «За ваше невѣріе не достойны вы, чтобы васъ принимать», — отвѣчала имъ дѣвочка. И тѣ, нисколько не жалѣя, уходили отъ неё. Нѣкоторые же лечиться шли къ жившей неподалеку знахаркѣ Анастасіи.
Какъ-то, когда Ѳеодосія еще жила два дня у Антона Семеновича. а остальныя пять дней дома, пришла изъ сосѣдней деревни Новиково женщина и обратилась къ Михаилу Артемовичу: «Гдѣ у тебя бабуся, которая исцѣляетъ, у меня пѣтухъ ослѣпъ». — «У меня нѣтъ бабуси, — отвѣчаетъ онъ, — а есть дѣвочка». Полученной отъ Ѳеодосіи святой водой женщина окропила больного пѣтуха и онъ прозрѣлъ. Это было первое исцьленіе по молитвамъ двѣнадцатилѣтней дѣвочки.
Съ той поры стали къ ней приходить люди изъ ближнихъ и дальнихъ селъ и деревень, просили вылечить ихъ больную скотинку. Спустя нѣкоторое время они начали ей говорить: «Что же ты всё только скотинку поправляешь, полечи и насъ». Ѳеодосія давала имъ освященную воду, молилась за нихъ, наставляла, какъ слѣдуетъ молиться Іисусу Христу и Матери Божіей — и приходившіе получали исцѣленіе.
Настоящее жизнеописаніе было бы неполнымъ, если бы мы не разсказали здѣсь о томъ суровомъ времени, въ которомъ словно свѣча среди мрака безбожія была возжена Господомъ эта дивная юная подвижница и поставлена на служеніе. А оно заключалось не только въ томъ, чтобы исцѣлить физическій недугъ больного. Важно было черезъ соприкосновеніе съ благодатью привести человѣка къ Богу.
Въ то время въ странѣ велось ожесточенное наступленіе на Церковь. Искорененіе религіознаго сознанія въ народѣ было одной изъ главныхъ государственныхъ задачъ. «Выкорчевываніе религіи» изъ жизни человѣка и внѣдреніе безбожія велось широкимъ фронтомъ. Осуществлявшаяся тогда на селѣ коллективизація разрушила жизненныя устои и бытъ главнаго хранителя Православія-крестьянства. Въ 30-е годы Церковь оказалась разрушенной до основанія: тысячи храмовъ закрыты и разорены, часть священно и церковнослужителей, а также монашествующихъ разселены или сосланы въ лагеря. Обращеніе новыхъ людей въ вѣру нерѣдко совершалось черезъ такихъ благодатныхъ людей, какъ юная Ѳеодосія.