Завѣдующій огородомъ монастырскимъ. Это былъ благороднѣйшій монахъ и человѣкъ, подлинный инокъ Св. Аѳона. Любилъ и жалѣлъ насъ, «бездомниковъ» (бѣженцевъ послѣ первой міровой) — такъ ласково онъ называлъ насъ. Облегчалъ наши труды въ монастырѣ, защищалъ предъ монастырскимъ начальствомъ. Тамъ его слушали, ибо почитали за примѣрную жизнь монаха — стараго, аѳонскаго подвижника. Многіе изъ насъ благодаря ему имѣли и кровъ, и кусокъ хлѣба, и одѣжонку. Миръ тебѣ, истинный монахъ святоотеческаго духа и вѣрный сынъ Страдалицы-Россіи.
Бывший антипросопъ, представитель монастыря въ Протатѣ. Добрѣйшей души человѣкъ и искренній инокъ-подвижникъ Св. Аѳона. Въ Россіи онъ окончилъ учителъскій институтъ. Помогалъ намъ, какъ только могъ, а въ особенности, когда жилъ на Кареѣ въ кунакѣ монастырскомъ, будучи представителемъ въ Протатѣ. Онъ хорошо понималъ всё то, что произошло въ Россіи, и былъ всецѣло на нашей сторонѣ. Однажды онъ заболѣлъ. Онъ былъ въ преклонныхъ годахъ и заболѣлъ сильно. Я какъ-то посѣтилъ его на кунакѣ. О. Сергій, видя, что его болѣзнь не проходитъ, а усиливается, просилъ меня совершить Св. Елеосвященіе и помазать его св. елеемъ. Съ Божіей помощью я совершилъ это моленіе по требнику. Помолились вмѣстѣ. Не прошло и двухъ дней, какъ О. Сергій всталъ на ноги и пошелъ въ Протату на засѣданіе. А вѣдь ему было плохо весьма. Это говорили тѣ, кто навѣщалъ его, лежащаго на ложѣ болѣзненномъ. Когда же въ монастырѣ узнали, что не монастырскій іеромонахъ совершилъ св. елеосвященіе, а пустынникъ, крѣпко укорили его. Но онъ сказалъ имъ: «Вы видѣли, какъ я былъ сильно болѣнъ, и надежды было мало на благополучный исходъ, а теперь я даже самъ удивляюсь такому скорому выздоровленію. Простите меня, отцы, и помолитесь». Миръ тебѣ, Батюшка О. Сергій, честнѣйшій инокъ и іерей Божій. Прошло болѣе сорока лѣтъ, какъ я видѣлъ тебя и всегда поминаю тебя за Св. Литургіей и буду поминать. пока и живъ. Всегда помню наши бесѣды о монашествѣ и о нашей Страдающей Родинѣ. Многому я научился у тебя свѣтлому, незабываемому въ моей грустной жизни бѣженца. Твои слова такъ бодрили меня, и въ тяжелую минуту теперь они такъ же бодрятъ меня, какъ и въ далекое- далекое время нашихъ незабываемыхъ встрѣчъ.
Мой сосѣдъ. Его каливка была рядомъ съ моей церковкой, отдѣляясь небольшимъ каменнымъ заборомъ изъ кусковъ мрамора.
Это былъ пустынникъ, характеромъ своей жизни напоминавшій мнѣ пустынниковъ Св. Горы Синая, какъ я помню ихъ по описанію въ книгѣ о Горѣ Синайской. А также мнѣ приходилось слыхать и отъ бывшихъ тамъ иноковъ, посѣщавшихъ тѣ мѣста, жившихъ на Св. Аѳонѣ. О. Нифонтъ былъ очень молчаливъ, всегда сосредоточенный, дѣлатель умной молитвы. Что касается поста его, то болѣе строгаго постника мнѣ не приходилось встрѣчать. Никуда не ходилъ съ Карули, только въ Васильевскій Скитъ повидать тамошнихъ подвижниковъ, и на бдѣніе въ скитскомъ храмѣ, о которомъ я говорилъ въ своихъ воспоминаніяхъ. Худенькій, слабенькій тѣломъ, въ чемъ только держалась его жизнь, смотря на него нельзя было разгадать. Помню, его каливка была какъ бы двойная, раздѣленная пополамъ такъ, что нельзя было сообщаться. Иногда я послѣ нашей общей молитвы оставался на ночь въ этой половинкѣ ночевать. Онъ меня предупреждалъ, что могутъ быть видѣнія и безпокойство от бѣсовъ. Да такъ и случилось однажды. Была глубокая ночь — карульская. Въ такую ночь невозможно было выходить изъ каливки, ибо сейчасъ же около каливки была глубокая пропасть — ущелье къ морю.
Прочтя акаѳистъ Иверской Божіей Матери, я хотѣлъ было немного прилечь на полъ отдохнуть. Дверь была закрыта на засовъ. Слабенькій свѣтъ лампадки озарялъ темные углы маленькаго помѣщенія. Вдругъ слышу шумъ за дверью. Знаю, что никто изъ людей не могъ прійти въ это время на это мѣсто. Шумъ за дверью усиливался, и сквозь щели дверей просвѣчивалъ какой-то свѣтъ, но свѣтомъ его нельзя было назвать. Шумъ и гамъ усиливался. Я было хотѣлъ выйти и пойти къ О. Нифонту, но побоялся. Перекрестясь, подошелъ къ двери и заглянулъ въ довольно большое отвѣрстіе въ дверяхъ для отодвиганія деревяннаго засова. Вижу: множество хвостатыхъ, гадкихъ существъ, и всѣ почему-то съ фонариками. Летаютъ, вьются, кричатъ, порываются взломать двери, но не могутъ коснуться ихъ. Я сначала крѣпко струсилъ, но когда убѣдился, что эти отвратительныя существа не могутъ проникнуть въ помѣщеніе, расхрабрился и началъ спокойно наблюдать эту пляску гадкихъ существъ. И это продолжалось всю ночь до разсвѣта. Только съ разсвѣтомъ шумъ утихъ, я отворилъ дверь и пошелъ къ О. Нифонту, подѣлился съ нимъ видѣннымъ въ эту ночь. Конечно, было «жутковато» маленько, и у меня не было больше желанія испытать эту ночную кадриль «вѣдьмъ» лысой горы, которыми насъ, дѣтей, иногда страшила наша бабушка, когда мы шалили.
Я любилъ О. Нифонта и просилъ его помогать мнѣ во время моего служенія въ моей церковкѣ. Помню, какъ я и О. Нифонтъ служили въ этомъ маленькомъ и уютномъ духовно храмикѣ на Св. Пасху, встрѣчали Величайшій Праздникъ Чело-вѣчества, Свѣтлое Христово Воскресеніе по-пустыннически: свѣтло, тихо, мирно и радостно. Темень кромешная, а нужно было обойти церковку съ пѣніемъ: «Воскресеніе Твое....» Обойти Св. Алтарь подъ нависшей скалой, маленькій дворикъ-балкончикъ, края котораго кончались обрывами въ ущелье. Зажгли всѣ лампады. О. Нифонтъ не могъ самъ идти отъ слабости, и вотъ, взявши въ правую руку кадило, умудряясь держать и трисвѣчникъ лѣвой рукой почти поднявши О. Нифонта, такъ какъ онъ былъ легокъ, давши ему держать Св. Еѵангеліе и Св. Крестъ, мы пошли вокругъ церковки и, проходя дворикъ, пѣли: «Воскресеніе Твое, Спасе...»
Несмотря на такую сложность нашего шествія, мы всё же три раза обошли церковку съ дворикомъ и вошли въ храмъ. Тамъ О. Нифонтъ занялъ клиросъ пѣнемъ, я совершалъ проскомидію и помогалъ О. Нифонту. До разсвѣта наша служба окончилась. О. Нифонтъ причастился Св. Таинъ Христовыхъ, и мы пошли въ его каливку «разговляться»: чай, сухарики, немного меда. Но зато какъ радостно было на душѣ, какъ легко чувствовалось намъ ПОЛНОЕ ТОРЖЕСТВО ПРАВДЫ ХРИСТОВОЙ ВЪ СЕРДЦАХЪ ТѢХЪ, КТО ТАКЪ ВѢРИЛЪ И ЛЮБИЛЪ СВОЕГО ВОСКРЕСШАГО ГОСПОДА. Міръ съ его интересам и всё, всё земное отходило и не существовало для насъ. Господи! не остави насъ на распутіяхъ міра сего... Бывало въ праздничекъ какой зайду къ О. Нифонту духовно побесѣдовать. Келлейка у него очень маленькая. Ложе досточка, покрытая тряпочкой, маленькій столикъ, на которомъ Св. Еѵангеліе, Иконы, Патерикъ Древній. Маленькое окошечко, сквозь которое можно было видѣть необъятную морскую даль. Его каливка была на маленькой площадкѣ надъ глубокимъ обрывомъ въ морѣ. «Вотъ видишь, — говоритъ онъ мнѣ, — сижу я такъ и смотрю въ окно на это морѣ и небо, вижу, какъ бы много-много людей сходится на рать. Рокотъ, шумъ, крики, вой, дымъ, огонь, и всё это покрывается громомъ и молніей. Страшно и смотрѣть. Обязательно будетъ война, и война великая, и смятеніе народовъ. Это была Вторая Міровая Война, которую О. Нифонтъ предвидѣлъ въ своемъ видѣніи. Иногда, послѣ разговора съ нимъ по духу, я убѣждался, что онъ зналъ о ближайшхъ событіяхъ какъ въ міру, такъ и въ церковныхъ дѣлахъ и монашескихъ. Видно было, что онъ физически страдалъ отъ болѣзненности своего тѣла, но терпѣлъ и никогда не просилъ помощи, и не жаловался на недомоганіе. Тихо, мирно и незамѣтно оставилъ своё трудное земное странствіе. Похоронили его на этой маленькой площадкѣ-балкончикѣ его каливки, на которомъ онъ любилъ посидѣть, перебирая четки, и созерцая морскую даль и мысленно погружаясь въ безконечную вѣчность, о которой онъ любилъ говорить, какъ о встрѣчѣ съ великими подвижниками иночества древней Ѳиваиды, Египта и Синая. Миръ тебѣ, Батюшка О. Нифонтъ. Не забуди и меня въ твоихъ небесныхъ молитвахъ въ Небесныхъ Кровахъ, которые ты наслѣдовалъ еще здѣсь, на землѣ, въ изгнаніи и страданіи человѣчества.
Имѣлъ свою каливку на Капсалѣ, мѣстности на Св. Аѳонѣ. Это былъ скромный, тихій и незамѣтный инокъ, не любившій говорить. Онъ для меня былъ тѣмъ дорогъ, что любилъ книги, которыми была заполнена его каливка такъ, что и сѣсть нѣгде было. Я посѣщалъ его «библіотеку» и занимался, дѣлая нужные выписки для своей работы. Иногда онъ любилъ подѣлиться со мной духовными вопросами. Такъ однажды онъ видѣлъ своего покойнаго Старца, который сказалъ ему: «Адъ стенетъ отъ духовниковъ...» Это я хорошо запомнилъ. Трудно быть духовникомъ, но приходится идти навстрѣчу кающимся, уповая на милость Божію. «Милости хочу, а не жертвы», -- сказалъ Господь. Почилъ О. Стахій мирно въ своей каливкѣ.
Человѣкъ, который ровно ничего не имѣлъ изъ вещей міра сего. Что было на немъ, то и было его. Старенькій подрясникъ, такая же и ряска, замусоленная камилавка, посохъ и маленькая сумка, всегда пустая. Вѣчно улыбающѣеся лицо, на которомъ было написано: радость, миръ и благодарность всемъ встрѣчнымъ знаемымъ и незнаемымъ. Нигде никакого угла для жизни тѣла онъ не имѣлъ. Бывало спрошу его: «Отецъ Михаилъ, а гдѣ твоё мѣсто на Св. Горѣ?» — «А вотъ, здѣсь, гдѣ стою!... Довольно и этого», — отвѣтитъ онъ, когда увидитъ твоё недоумѣніе на такой отвѣтъ.
Да, дѣйствительно, истинное богатство человѣка въ его внутреннемъ содержаніи, изрѣченіе греческаго мудреца Біанта. Если нужно, то своей прозорливостью скажетъ что-нибудь, и его слова всегда оправдывались. Гдѣ онъ почилъ, гдѣ его похоронили, кто знаетъ?
Это былъ пустынникъ-уединенникъ въ полномъ значеніи этого слова. Имѣлъ свою каливку на Иванницѣ, мѣстность на Св. Аѳонѣ, на пустынномъ берегу моря. Я бывалъ у него по духовнымъ дѣламъ. Онъ былъ хорошо начитанъ и хорошо зналъ исторію монашества, а въ особенности египетскаго. Видно было, что онъ имѣлъ немалое образованіе, зналъ языки, но никогда не хотѣлъ говорить объ этомъ. Во время сбора маслинъ работалъ у грековъ и получалъ нѣчто на своё пропитаніе. Греки уважали его. Рѣдко-рѣдко когда оставлялъ свою пустыньку. Испыталъ не одинъ разъ нападѣніе бѣсовъ. Дѣлатель умной молитвы. На его молитвенномъ столикѣ всегда были: Св. Еѵангеліе, Св. Апостолъ, Древній Патерикъ и Творенія Св. Исаака Сирина. Скромность, бѣдность. опрятность его маленького помѣщенія, довольство тѣмъ, что имѣлъ, молитва, уединеніе — тѣ орудія. которыми онъ добывалъ себѣ вѣчную жизнь. глубочайшее покаяніе и плачъ своего сердца. Прости, Батюшка О. Климентъ, моё недостоинство. Не забудь твоего друга, съ которымъ ты дѣлился своей духовной жизнью, радостями и трудностями великаго иноческаго пути, любимаго Господомъ и Пречистой Игуменіей Св. Аѳона. Вспомни и меня въ Вѣчности Божественнаго Свѣта, Вѣчности, которую ты наслѣдовалъ своимъ истиннымъ, монашескимъ житіемъ. Прости и помолись.
Это былъ строгій монахъ, старецъ келліи преподобнаго Саввы Освященнаго на Капсалѣ, въ свое время посѣтившій всѣ святыя мѣста и святыни Востока: Палестины, Синая, Египта. Много лѣтъ совершалъ Св. Литургію въ своей маленькой церковкѣ, весьма древней — Преподобнаго Саввы Освященнаго, имя котораго онъ и носилъ. Старца уважали карульцы и по возможности посѣщали его, пользуясь его опытностію въ духовныхъ дѣлахъ, знаніемъ православнаго Востока и его иночества. Братство было немногочисленное. Бѣдность, суровость старца не особенно привлекали монашествующихъ подъ его начальство.
Однажды ночью, какъ повѣдалъ мнѣ О. іеросхимонахъ Серафимъ, ученикъ старца. случилось такъ. О. Савва, сбѣгаетъ по лѣстницѣ изъ своей келлейки въ церковку, быстро-быстро, и говоритъ: «Зовутъ, зовутъ на службу въ церковь! Скорѣе, скорѣе идѣмъ въ церковь!» Здѣсь онъ вскорѣ и почилъ, не выходя изъ храма, молясь Преподобному Саввѣ Освященному встрѣтить его въ день своего отшествія въ вѣчность. Миръ тебѣ, Батюшка О. Савва. Помолись о насъ, странствующихъ по распутіямъ міра сего.
Это былъ строгій монахъ къ себѣ во всѣхъ отношеніяхъ и благостный къ другимъ. Долго прожилъ на Св. Аѳонѣ въ подвигахъ уединенія. Его часто посѣщали монахи, прося совѣта въ духовныхъ дѣлахъ. Я бывалъ у Отца Веніамина и всегда находилъ пользу въ его наставленіяхъ. Видно было, что онъ несъ большіе подвиги поста и молитвы, что было замѣтно на немъ, но онъ объ этомъ никогда не говорилъ, а всегда былъ радостный, приветливый со всеми. Такимъ онъ и оставилъ нашъ земной міръ, никогда никого не осуждалъ, а благодарилъ Бога за всё, что бы ни случилось съ нимъ. Миръ тебѣ, Старецъ и истинный наставникъ нашъ аѳонскій, какихъ ужъ теперь мало на Св. Горѣ въ нашъ апостасійный вѣкъ.
Были и греки подвижники духа, подобные древнимъ монахамъ. Такъ, была одна келлія на Катунакахъ, мѣстности на Св. Горѣ. Тамъ было такое правило: послѣ полудня двери келліи затворялись до утра. Вся братія келліи оставляла послушанія, собиралась въ свою церковку на молитву, которая продолжалась до утра и оканчивалась Св. Литургіей. Только тогда отворялись двери келліи и братія шла на свои послушанія. Такое правило совершалось много лѣтъ по повелѣнію почившихъ старцевъ этой келліи, по особому откровенію СВЫШЕ.
Тамъ же былъ и одинъ грекъ-подвижникъ, жившій въ своей каливкѣ. Это былъ скромный, незамѣтный монахъ, никуда не отлучавшійся отъ своего жилища. Много молился, помогалъ работой сосѣдямъ, за что получалъ нѣчто на свое пропитаніе. Бывало, иду мимо его келліи-каливки, поднимаясь къ Васильевскому Скиту, вижу его поющимъ и радостнымъ. Подброситъ свою камилавку вверхъ и ловитъ её руками. Вновь подброситъ и опять ловитъ, и опять поетъ тропари святымъ. Подойду, поздороваюсь, благословимъ одинъ другого и спрашиваю его, почему онъ такой радостный. «О, Патеръ Макаріосъ, если бы ты только зналъ, какъ Господь утѣшилъ меня!.. О! какая радость, если бы ты только зналъ!» Посмотрѣлъ я на этого человѣка-монаха и подумалъ: сколько у Господа есть тѣхъ, кто такъ любитъ Его и радуется о Его любви къ нимъ... Блаженіи чистіи сердцемъ: яко тіи Бога узрятъ (Мѳ. 5, 8).
Міръ! Міръ! Знаешь ли ты тѣхъ, молитвами которыхъ ты только и существуешь!.. Полный переживаніемъ только что видѣннаго, погружаясь въ свои мысли, медленно поднимался по каменистой тропкѣ, приближаясь къ Васильевскому Скиту, благодаря Бога, что имѣлъ возможность видѣть истинныхъ человѣковъ, наслѣдниковъ Жизни Вѣчной по святости и чистотѣ ихъ сердецъ.
Миръ тебѣ, инокъ Св. Аѳона. Помяни и мое недостоинство въ блаженной Вѣчности и порадуй меня новой встрѣчей съ тобою въ Невечернемъ Дни Царствія Бога.
Свободный обитатель Св. Горы, какъ онъ называлъ себя.
Это былъ особый человѣкъ, не похожій на другихъ пустынниковъ, не лишенный нѣкоторыхъ странностей. Мало кто понималъ его. Пристанища онъ не имѣлъ, а жилъ гдѣ придется и какъ придется. Юродствовалъ, посѣщая монастыри и келліи. Часто удалялся въ дебри Св. Горы и тамъ молился цѣлыми днями и ночами. Изъ разговоровъ съ нимъ увидѣлъ, что онъ имѣлъ большое образованіе, но скрывалъ это всякими шутками, отдаляя этотъ вопросъ, когда онъ былъ случайно затронутъ. Любилъ слушать акаѳистъ Иверской Божіей Матери. Бывало, прійдетъ ко мнѣ и проситъ прочесть этотъ акаѳистъ, слушая его на колѣняхъ, обливаясь слезами.
Голодъ, холодъ и лишеніе даже примитивныхъ условій жизни, и Отецъ Георгій, пустынникъ юродивый Св. Аѳона, гдѣ-то почилъ въ его дебряхъ.
Старецъ келлій Святаго Апостола и Еѵангелиста Іоанна Богослова, хиландарской мѣстности.
Это былъ очень строгій монахъ, какъ въ отношеніи себя самаго, такъ и къ другимъ, безъ всякихъ поблажекъ и уступокъ.
Любилъ служить Св. Литургію и служилъ отъ дня своего рукоположенія и до послѣдняго дня. По большимъ праздникамъ служилъ соборомъ въ главномъ храмѣ, а въ прочіе дни неопустительно въ маленькой трапезной церковкѣ.
Молчаливый. сосредоточенный, сгорбленный, слабый физически, никуда не отлучавшійся изъ своей келліи, рѣдко-рѣдко кого принималъ къ себѣ.
Мнѣ приходилось служить въ его храмѣ, когда я приходилъ изъ Карули по своимъ дѣламъ, временно проживая въ предоставленномъ мнѣ помѣщеніи.
Келлія была бѣдная матеріально, рѣдко посѣщаемая паломниками. Братство было маленькое. Я дружилъ съ Отцомъ Герасимомъ и уважалъ его какъ очень вернаго монаха, послѣдователя святоотеческимъ наставленіямъ.
Однажды я былъ въ Сербіи по дѣламъ братства Келліотовъ и проживалъ временно въ монастырѣ Успенія Пресвятыя Богородицы, гдѣ былъ постриженъ въ монахи. По обычаю, служилъ седмицу. Служба обычно оканчивалась рано, до разсвѣта. Пришелъ въ свою келлійку, сѣлъ въ креслицѣ отдохнуть и подумать о многомъ.
Смотрю, входитъ Отецъ Герасимъ, подошелъ ко мнѣ, положилъ руки на мои плечи, поцѣловалъ въ чело и сказалъ: «Отецъ Макарій, теперь ты меня не увидишь». Я было хотѣлъ что-то сказать ему, а его уже нѣтъ. Послѣ узналъ, что въ этотъ день и часъ онъ скончался.
Ученикъ Отца Герасима, О. Іеросхимонахъ Серафимъ былъ тоже подвижникъ духа. Часто служилъ Св. Литургію. Онъ былъ довольно старенькій. Пришло время, немного поболѣлъ и умеръ. Похоронили его. Пришлось мнѣ послужить Св. Литургію въ послѣдніе дни сорокоуста. Въ сороковый день, отслуживши, пришелъ въ свою келлійку отдохнуть. Смотрю: входитъ О. Серафимъ, такой радостный, улыбающійся, и говоритъ мнѣ:
«Отецъ Макарій, а когда же ты придешь къ намъ?» ... Это произошло такъ быстро и неожиданно, что я даже не успѣлъ опомниться, какъ его уже не стало.
Какъ много загадочнаго въ жизни.
Миръ вамъ, любимые старцы и учителя юности моей. Помолитесь за меня до новой встрѣчи съ Вами въ непостижимой вѣчности.
Келлія Трехъ Святителей на Карѣѣ имѣла своего подвижника О. Антонія, дѣлателя умной молитвы и знатока греческаго языка въ обширномъ значеніи этого слова. Когда греческіе ученые посѣщали Св. Аѳонъ ради научныхъ занятій въ монастырскихъ библіотекахъ, иногда приглашали и Отца Антонія помогать имъ въ ихъ работахъ. О. Антоній мало общался съ людьми. Жилъ въ орѣшникѣ.
Любилъ служить Св. Литургію, и слезы обильно орошали его ланиты. Я дружилъ съ нимъ и пользовался его совѣтами въ иноческой жизни, а въ особенности въ служеніи Св. Литургіи. Передъ смертію подарилъ мнѣ свою полумантію, подражая Св. Антонію Великому, подарившему свою мантію Св. Макарію Великому.
Миръ тебѣ, ревнитель Св. Антонія Великаго! Помолись о своемъ другѣ въ той блаженной Вѣчности, которую ты наслѣдовалъ исполненіемъ Еѵангельскихъ Завѣтовъ, храненіемъ ученій своего Великаго Учителя Монашества -Антонія Великаго, котораго ты сподобился видѣть еще здѣсь, на землѣ странствія въ далекую, непостижимую Вѣчность.
Старецъ келліи Св. Апостола и Еѵангелиста Іоанна Богослова на Керашахъ. Келлія очень древняя, маленькая и бѣдная матеріально, рѣдко посѣщаемая паломниками.
Это былъ подвижникъ древняго иноческаго духа, въ полномъ значеніи этого слова. Никуда не отлучавшійся изъ своей келліи, постникъ, молитвенникъ, молчаливый, избѣгавшій встрѣчъ и разговоровъ. Да и видъ онъ имѣлъ — скелетъ, обтянутый кожей. Жутко и смотрѣть было на него.
Посѣщалъ я его рѣдко. Онъ любилъ въ бесѣдѣ со мной вспоминать моего дѣда, священника села Шабельня, отца моего отца. Помнилъ, какъ дѣдушка въ своемъ бѣломъ холщевомъ подрясникѣ, надѣвши бриль (такая соломенная шляпа), пахалъ свой участокъ волами и пѣлъ ирмосы Великаго канона.
Вспоминая Отца Григорія, всегда помню сказанное имъ мнѣ: «О. Макарій, хорошо подтяни пояскомъ штанишки. Придется тебѣ пройти далекіе пути на сушѣ и на морѣ»...
Къ великому сожалѣнію, тогда я не удѣлилъ должного вниманія его словамъ о моемъ будущемъ. Прошли года, и всё сказанное имъ мнѣ исполнилось въ моей жизни. Вѣчная память тебѣ, Отче Григоріе. Всегда поминаю тебя за Св. Литургіей.
Старецъ Келліи Солунскихъ Святыхъ на Карулѣ. Личность таинственная. Слышно было, что онъ принадлежалъ къ извѣстной княжеской фамиліи. Очень рѣдко кого принималъ въ своемъ домикѣ съ церковкой. Часто служилъ Св. Литургію, а помогалъ ему О. схимонахъ Зосима-карулецъ, пѣлъ и читалъ на клиросѣ. Другихъ онъ ме допускалъ на свое служеніе.
Я всё же одинъ разъ удостоился быть принятымъ въ его домикѣ, и въ бесѣдѣ съ нимъ за чашкой чая ясно увидѣлъ, что онъ не изъ простыхъ людей. Не буду останавливаться на нашей такъ давно-давно бывшей бесѣдѣ. Но онъ былъ подвижникъ и дѣлатель умной молитвы. Его собранность чѵвствъ, его отчужденность отъ міра говорили сами за себя, подавая примѣръ и намъ, желающимъ спасаться.
Его дворикъ съ церковкой находился внизу, недалеко отъ моря, окруженный оградою. Дворикъ былъ намъ хорошо виденъ съ дорожкой посрединѣ, по которой О. Парѳеній имѣлъ привычку ходить и тянуть четку. Почил тихо и мирно, и незамѣтно. Какова была его жизнь, такова и кончина.
Уединенникъ. Дѣлатель умной молитвы. Рѣдко выходилъ из своей каливки, да и то въ церковь къ отцу Ѳеодосію на службу. Какъ жилъ незамѣтно, гакъ и отошелъ въ Вѣчность.
Выходецъ изъ Скита Св. Пророка Иліи. Дружилъ съ батюшкой отцомъ Ѳеодосіемъ. Был его ученикъ по духу. Незамѣтно жилъ, также незамѣтно и покинулъ насъ, прося св. молитвъ. Поселился на Св. Аѳонѣ по благословенію Отца Іоанна Кронштадскаго, получивши лично у него св. благословеніе.
Отшельникъ, молитвенникъ, постникъ. Большой любитель книгъ, которыми была наполнена его каливка. Часовыхъ дѣлъ мастеръ. Всегда имѣлъ работу и на вырученные деньги выписывалъ книги духовнаго содержанія. Старинный житель Карули. Мирно почилъ.
Карульскій пещерникъ, хотя имѣлъ въ своемъ дворикѣ маленькую, хорошо построенную каливку. Всегда пребывалъ на Карулѣ. Молчаливый, любилъ молиться въ своей пещеркѣ. Избѣгалъ встрѣчъ и разговоровъ. Хорошій монахъ-отшельникъ. Почилъ тихо, молитвенно.
Дѣлатель умной молитвы, вѣрный ученикъ О. Ѳеодосія. Начитанный, скромный, молчаливый. Я очень уважалъ его за духовную мудрость и опытность въ монашеской жизни. Говорилъ очень мало, сдержанно, но и то малое, что онъ сказалъ, не требовало разъясненій. Былъ лакониченъ въ словахъ. Никто никогда не слыхалъ, чтобы онъ кого-либо осудилъ или былъ недоволенъ братомъ-монахомъ. Ужъ очень остороженъ былъ на слова. Необыкновенная духовная собранность была замѣтна въ немъ. Приходилъ всегда на службу въ церковку къ отцу Ѳеодосію. Его каливка была почти рядомъ съ жилищемъ батюшки отца Ѳеодосія. Стоялъ тихо, опираясь на костыль, ибо болѣлъ ногами. Передъ смертію явилась къ нему Матерь Божія, и онъ со словами: «Всесвятая моя! Всесвятая моя!..», протянувши руки къ Матери Божіей, отошелъ въ Вѣчность. Были очевидцы его такой кончины.
«Существенный, полезный, необходимый для человѣка духовный даръ отъ Бога - нищета духа», ‒ говорилъ отецъ Софроній.
Миръ тебѣ, отецъ Софроній. Помяни меня въ той блаженной вѣчности, которую ты наслѣдовалъ своимъ истиннымъ иноческимъ житіемъ, служа свѣтлымъ примѣромъ намъ, твоимъ собратямъ-монахамъ.
Одинъ изъ старинныхъ насельниковъ Карули, имѣвшій маленькую церковку въ полупещерѣ Рождества Христова и хорошо построенную каливку, огороженную стѣной изъ кусковъ мрамора. Въ этой церковкѣ мнѣ приходилось служить по просьбѣ отца Епифанія.
Онъ очень дорожилъ своимъ безмолвіемъ и рѣдко отлучался изъ своего жилища. Труженикъ необычайный. Можно ему удивляться, какъ онъ смогъ на этомъ маленькомъ выступѣ надъ морской пучиной соорудить церковку и свою каливку и оградить свой малюсенькій дворикъ стѣнкой довольно-таки высокой. Въ дворикѣ росли два лимонныхъ деревца, приносившіе плоды, за которыми онъ такъ тщательно ухаживалъ, оберегая ихъ отъ вредителей. Помню дивный запахъ этихъ деревцевъ, лавра и пахучихъ травъ, когда, бывало, приходилось бывать въ этомъ дворикѣ. Этотъ чистый, дивный запахъ мнѣ никогда не забыть, какъ и самаго хозяина, приветливаго, ласковаго, смиреннаго, спокойнаго, человѣка не отъ міра сего. Вода была дождевая въ цементной цистернѣ подъ каливкой.
Обыкновенно послѣ службы въ его церковкѣ онъ приглашалъ меня на чашку чая съ лимономъ и плодами кактуса. Кактусъ произрасталъ обильно на этой сторонѣ Карули. Маленькая, уютная и необыкновенно чистая его келлейка радовала меня, какъ и самъ хозяинъ своимъ обращеніемъ и радушіемъ. Иногда чай бывалъ съ сахарцомъ. Много интереснаго изъ жизни старой Карули, ея монаховъ стараго времени онъ мнѣ разсказывалъ. Много видѣлъ за свою долгую жизнь иноческую на Св. Аѳонѣ. Я любилъ служить въ его бѣдной, чистенькой церковкѣ. Мысленно переносясь въ убогій Вертепъ, который Господь избралъ мѣстомъ рождества Своего, чтобы дать намъ указаніе стремиться прежде всего НЕ КЪ ВНЬШНЕМУ БЛЕСКУ, А КЪ ВНУТРЕННЕМУ БОГАТСТВУ ДУХА. Бѣдность Вифлѣемскаго Вертепа, такъ же какъ и гоненія Ирода противъ Младенца Христа да будутъ ободреніемъ всѣмъ, испьітывающимъ всякія стѣсненія и гоненія отъ современныхъ гонителей вѣры.
Миръ тебѣ, отецъ Епифаній! Я всегда поминаю тебя за Святѣйшей Евхаристіей.
Всегда молчаливый и грустный. Любитель акаѳистовъ. Всѣ акаѳисты, что были изданы на славянскомъ и русскомъ языкахъ, онъ имѣлъ. Также и тѣ, что были на греческомъ языкѣ, онъ имѣлъ. Это была своего рода «библіотека». Каливка его была ниже моей и выше отца Епифанія. Онъ часто ходилъ на работы къ своимъ землякамъ въ келлію «Положенія пояса Богоматери» Иверскаго монастыря. Тамъ онъ и скончался.
Имѣлъ каливку съ церковкой Иверской Божіей Матери. Эти постройки были на уровнѣ моихъ, только на противоположной сторонѣ ущелья, поросшаго кактусомъ и терніемъ, гдѣ водились змеи и скорпіоны. Церковка и каливка были у подножія скалы, съ которой по временамъ скатывались куски мрамора и повреждали крышу построекъ. Приходилось и мнѣ служить въ этой маленькой и уютной церковкѣ. Онъ часто отлучался на работу въ нашъ монастырь.
Имѣлъ свою каливку «ласточкино гнѣздо», какъ мы называли его балкончикъ надъ моремъ, выдвинутый изъ пещернаго отверстія скалы. Въ этой пещеркѣ и было его жилище.
Мало было тѣхъ, кто рѣшался пройти въ его жилищѣ по тропинкѣ, едва замѣтной, очень крутой, поросшей колючимъ кактусомъ и терніемъ. Приходилось продѣлывать руками и ногами «семо и овамо», дабы не соскользнуть въ пучину моря, пенящагося у подножія скалы.
Отецъ Ваѳусій былъ очень скромнымъ, тихимъ инокомъ, почти не знаемымъ въ другихъ мѣстахъ Аѳона. Его жилище было недалеко отъ моего, что давало ему возможность приходить ко мнѣ на службу и пѣть Св. Литургію, помогая отцу Нифонту. Замѣчательно въ его жизни было то, что будучи на Св. Горѣ еще до Первой Міровой Войны узналъ, что его мать, жившая въ далекой сѣверной губерніи, была очень больна и могла умереть. Оставивъ всё, добрался до родного села, похоронилъ мать и получилъ ея благословеніе возвратиться на Св. Аѳонъ. Благополучно возвратился уже въ то страшное время, когда на просторахъ страдающей Россіи бушевала революція. Только Господь и Матерь Божія могли помочь отцу Ваѳусію достичь Св. Горы. Миръ тебѣ, искренній монахъ-святогорецъ и добрый сынъ своей матери, какихъ теперь мало найдется среди современныхъ сыновей. Почилъ мирно.
Мой ближайшій сосѣдъ на Карулѣ. Любилъ по временамъ уединяться. Тихій, мало замѣтный и знаемый инокъ. Его каливка находилась въ полупещерѣ. Тамъ водились крупные муравьи и портили его скудные припасы. Онъ скорбѣлъ, но не уничтожалъ этихъ вредныхъ насекомыхъ. Жалѣлъ ихъ, называлъ ихъ «карульцами», помогавшими монахамъ спасаться, поѣдая ихъ сухарики, оставляя имъ только крошки. Доступъ къ его каливкѣ былъ очень трудный. Приходилось перескакивать съ выступа на выступъ по очень извилистой и наклонной тропкѣ, поросшей терніемъ и колючимъ кустарникомъ. По слабости своего здоровья и плохого зрѣнія, оставилъ Карулю и поселился на Капсалѣ у своего друга. Тамъ и нашли его, сухонькаго, на убогомъ ложѣ спящимъ вѣчнымъ сномъ до Второго Пришествія Господа, о которомъ онъ такъ любилъ говорить.
Онъ однажды сказалъ мнѣ чудные слова: «Да святится Имя Твое, да пріидетъ Царствіе Твое, да будетъ воля Твоя! Христіанинъ долженъ искренне желать себѣ и другимъ, чтобы Имя Божіе прославлялось непрестанно въ немъ и въ другихъ, и скорбѣть, когда оно не прославляется, а хулится грѣхами различными; желать, чтобы всѣ были храмами Божіими нерукотворными. Не вѣсте ли, яко храм Божій есте и Духъ Божій живетъ въ васъ (1 Кор. 3, 16).
Будучи еще молодымъ іеромонахомъ на Св. Аѳонѣ, во время одного изъ моихъ путешествій по Св. Горѣ, проходилъ мимо маленькой заброшенной келліи, недалеко отъ Иверскаго монастыря. Остановившись у закрытыхъ желѣзныхъ решетчатыхъ воротъ, перекрестившись, поклонился въ направленіи храма келліи, увидѣлъ стоящаго за портой монаха. Я подошелъ ближе къ портѣ, желая узнать. что это за обитель и возможно ли зайти въ ея церковку помолиться.
Когда я посмотрѣлъ на лицо подошедшаго монаха, то увидѣлъ, что оно было какъ бы прозрачное, безъ носа, безъ губъ, съ жуткимь оскаломъ зубовъ. ПРОКАЗА. Съ великой жалостью я смотрѣлъ на больного инока, думая, чѣмъ бы ему помочь. Онъ медленно нагнулся къ порогу вратъ, сорвалъ нѣсколько ромашекъ и, подавая ихъ мнѣ, горько-горько заплакалъ...
Продолжая свой путь, вспомнилъ слова Спасителя: «Больныхъ исцѣляйте, ПРОКАЖЕННЫХЪ ОЧИЩАЙТЕ, мертвыхъ воскрешайте, бѣсовъ изгоняйте; даромъ получили, даромъ давайте» (Мѳ. 10, 8).
Господи! Какъ бы я хотѣлъ сдѣлать такъ, какъ Ты заповѣдалъ, и не только св. Апостоламъ, но и вѣрующимъ въ Тебя православнымъ Христіанамъ.
Я такъ же горько заплакалъ, остановился у ствола кипариса, прижимаясь къ его пахучей корѣ щекой, вспоминая видѣнное мною и свою невозможность помочь больному монаху.
Послѣ я нашелъ знакомаго инока, знающаго греческій языкъ, мы пошли въ Иверскій монастырь, которому принадлежала эта келлія. Тамъ я предложилъ свои услуги, говоря эпитропамъ монастыря, что я готовъ жить въ этой келліи, помогать больнымъ инокамъ, и если возможно, то служить и Св. Литургію на русскомъ языкѣ, ибр греческаго не знаю. Эпитропы посмотрѣли на меня, улыбнулись и сказали, что, «если я переступлю порогъ этой келліи, то долженъ тамъ и остаться навсегда. А пока ты, патеръ, еще молодъ, иди и живи тамъ, въ той обители, откуда ты пришелъ». Возвращаясь, я вспомнилъ подвигъ іеромонаха-католика Демьяна Вестера, бельгійца, который пожертвовалъ своей молодой жизнью, служа прокаженнымъ нѣсколько лѣтъ, пока самъ ни заболѣлъ проказой и скончался среди своихъ прокаженныхъ, оплакиваемый ими и ими же похороненный на ихъ кладбишѣ.
Черезъ всѣ событія, горести и радости человѣкъ имѣетъ власть и счастье идти къ Правдѣ Божіей, которой нѣтъ конца и начала.
«Господь близъ». Надъ человѣкомъ простерта ЛЮБОВЬ. Только ЕЁ надо умѣть увидѣть внутреннимъ зрѣніемъ. Тогда зрѣетъ мудрость въ душѣ и открывается ВЪЧНОСТЬ.
Хочу упомянуть и еще одинъ случай изъ моей жизни на Св. Аѳонѣ. Однажды я гостилъ нѣсколько дней въ Крестовской келліи на Проватѣ у отца Лота, старца келліи. Въ такихъ случаяхъ я занималъ седмицу. Келлія отличалась уютностью своихъ построекъ и имѣла маленькую церковку во имя Воздвиженія Честнаго и Животворящаго Креста Господня. Въ отдѣльномъ маленькомъ домикѣ была небольшая, хорошо подобранная библіотека, въ которой я и проводилъ время въ книжныхъ занятіяхъ. Моими друзьями были іеррсхимонахи: О. Константинъ, О. Мелитонъ и О. Филаретъ.
Умеръ старецъ сосѣдней греческой келліи. Позвали и насъ на эти похороны. Послѣ отпѣванія покойнаго старца въ храмѣ келліи вынесли его тѣло на рогожѣ, завернутое въ мантію, поверхъ которой былъ возложенъ епитрахиль, ибо покойный старецъ былъ іеромонахомъ. Послѣ краткой литіи тѣло старца было опущено въ могилу его учениками. Вокругъ стояли мы, іеромонахи, въ епитрахиляхъ, которые были намъ даны на время отпѣванія въ церкви. Одинъ изъ учениковъ покойнаго старца, укладывавшій его въ могилѣ, снялъ епитрахиль съ покойника, говоря, что этотъ епитрахиль довольно хорошій и началъ разсматривать епитрахили, бывшіе на насъ, выбирая, который былъ бы постарѣе. Подошелъ и ко мнѣ. Мой епитрахиль былъ, дѣйствительно, старенькій и довольно потертый.
Беря мои епитрахиль и отдавая мнѣ снятый съ покойника, возложилъ его на почившаго своего старца...
Мнѣ сдѣлалось жутко. Подумалъ: вотъ и подошла твоя очередь, отче Макаріе, увидѣть Вѣчность... Да и монахи, стоявшіе здѣсь, переглянулись между собою, потупивши свои взоры долу. Послѣ О. Константинъ говорилъ мнѣ, что онъ опредѣленно увидѣлъ въ этомъ знаменіе скораго моего отшествія.
Прошли года и года. Всѣ тѣ, что были на этихъ похоронахъ изъ братства Крестовской Келліи, отошли въ Вѣчность, а я, по неизрѣченной милости Божіей, поминаю ихъ и до сего дня.
Да, многое и многое пришлось пережить мнѣ на Св. Аѳонѣ. Видѣть таинственное въ жизни аѳонскихъ монаховъ. Невозможно всё это пережитое описать, всю сложность, въ которой кроется такъ много пророческаго, но которая открывается постепенно въ жизни человѣка.
Мало тѣхъ, кто идутъ правильно иноческимъ путемъ. Какъ мало тѣхъ, и даже почти что нѣтъ, кто бы могъ указать живымъ примѣромъ своей личной жизни, какъ нужно шествовать вѣрно этимъ труднымъ и тѣснымъ путемъ.
«Замѣчается, что въ настоящее время духовныя дарованія раздаются съ величайшей умѣренностью, сообразно тому разслабленію, которымъ объято вообще современное христіанство».
«Дары эти удовлетворяютъ почти ЕДИНСТВЕННО ПОТРЕБНОСТИ СПАСЕНІЯ».
Старецъ схимонахъ Даніилъ Васильевскаго Скита на Св. Аѳонѣ говорилъ: «Глубочайшая сущность и цѣль иночества не вовнѣ, а ВНУТРИ ДУШИ, въ постиженіи живущаго въ ней Бога: ибо познавшій Бога въ себѣ ближе къ Нему и достойнѣе, чѣмъ всѣ славные міра сего».
Христіанство знаетъ одну драгоцѣнную ИСТИНУ ХРИСТОВУ: СЕРДЦЕ СОСТРАДАЮЩЕЕ, МИЛУЮЩЕЕ, ЛЮБЯЩЕЕ.
Среди страшныхъ всеобщихъ паденій, СЕРДЦА ХРИСТОВЫ продолжаютъ горѣть никому НЕВѢДОМЫЕ. И они есть залогъ спасенія и возстановлѣнія ДОБРА.
Ибо они не хотятъ спастись ТОЛЬКО САМИ, НО СО ВСѢМИ ВМѢСТѢ. (Рим. 9, 3).
Таковы были старцы-подвижники Св. Аѳона, какъ и подобные имъ въ другихъ мѣстахъ подвизавшіеся, молитвами которыхъ и СУЩЕСТВУЕТЪ НАШЪ ГРЬШНЫЙ МІРЪ. Нужно знать, что уединеніе от міра вовсе не значитъ отдѣленіе, отчужденіе отъ людей. Это живое выраженіе пламенной любви ко ХРИСТУ. Одиночество подвижника — только путь къ высшему единенію. Мы не отъ міра сего. Это, однако же, не значитъ, что мы должны чуждаться людей, съ которыми насъ сводитъ дѣйствительная жизнь. Вѣрующій въ Божіе Царство входитъ въ самое внутреннѣйшее общеніе съ окружаюшими его людьми, хотя часто и невѣдомо для нихъ. Не мимо ихъ онъ ищетъ того Неба, къ которому призванъ, а въ нихъ же и черезъ нихъ же. Онъ идетъ къ тому МІРУ черезъ дѣятельное общеніе съ ближними, будь то въ сферѣ мысли, дѣла или НЕВИДИМОЙ МОЛИТВЫ и ЛЮБВИ; онъ ближе къ своимъ ближнимъ, чѣмъ сами ближніе между собою и къ самимъ себѣ. Онъ сквозь нихъ же, въ ихъ собственной глубинѣ видитъ просвѣтленный чудный міръ ТОГО ЦАРСТВА всякой красоты, жизни и гармоніи, которая всегда обнимаетъ ихъ, НО ВЪ КОТОРЫЙ ОНИ НИКАКЪ ВОЙТИ НЕ МОГУТЪ, НЕУДЕРЖИМО СКОЛЬЗЯ ПО БЛЕСТЯЩЕЙ ПОВЕРХНОСТИ ЭТОГО МІРА.
Высшая цѣль христіанства — въ аскетическомъ отреченіи отъ этой жизни заключается въ освященіи и очищеніи этой жизни, въ подъемѣ ея навстрѣчу нисходящему Богу. Христіанство говоритъ о преобразованіи естества, о движеніи вслѣдствіе этого не впередъ (нынѣшняя культура), а вверхъ — къ небу, къ Богу. Будьте совершенны, какъ совершенъ Отецъ вашъ Небесный. Идеалъ внутренняго преобразованія, а не внѣшняго прогресса. За многовѣковое существованіе человѣчества ни одинъ человѣкъ только своими силами, безъ помощи БОГА не могъ подняться надъ жизнью въ область ДУХА.
Мой любимый, мой безцѣнный Св. Аѳонъ! Святѣйшій Удѣлъ Панагіи. Тобою я призванъ встать и идти по тому пути, который указанъ БОГО-ЧЕЛОВЬКОМЪ: «АЗЪ ЕСМЬ ПУТЬ, И ИСТИНА, И ЖИВОТЪ: НИКТОЖЕ ПРІИДЕТЪ КО ОТЦУ, ТОКМО МНОЮ» (Ін. 14, 6).
ВЪ ГОРНЯЯ! ВЪ ГОРНЯЯ! КЪ СВѢТУ!..
Свято-Покровскій Женскій Монастырь
Св. Рождество Христово. 1980 г.
Іеросхимонахъ Макарій.